[Форум Rossia.org] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]
Отправлено
Пионер 13:52:50 22/09/1999:
Несмотря на данный статье заголовок на первой странице «Известий» (см. заголовок сообщение), автор, очевидно, хотел сказать немного другое: «Самый искренний в мире нацизм – русский?» Почему эти русские нацисты так переживают, когда их дома взрывают наши чеченские друзья? – задается мучающим его вопросом кошерный публицист, Как внушить этому русскому быдлу начатки истинного человеколюбия и гуманизма? Автора искренне волнует вопрос, а стоит ли смерть русских людей волнения и переживаний азербайджанского врача? ======================== От нелюбви до ненависти Владимир БОРОДИН, Константин ЗАВРАЖИН (фото) ИЗВЕСТИЯ (РОССИЯ) № 176, 21 сентября 1999г. Когда в Волгодонске разбирали завалы, мы пили шампанское. Угощала ростовская авиакомпания, перевозившая нас к месту трагедии. "С днем города вас, дорогие пассажиры. Ростову 250 лет. Это не возраст. Это стаж..." И дальше не менее бессмысленные слова о соблюдении традиций, новом веке и промышленном потенциале. "Поднимем же эти бокалы и поздравим друг друга с праздником", веселым голосом закончила стюардесса. С праздником. Как пир во время чумы выглядели торжества в Ростове-на-Дону, в 250 километрах от которого ревут женщины, мальчишки с восторгом кричат "Нас взорвали!", а весь город ночует на улицах и в гаражах: вдруг все повторится еще раз? Конечно, областные власти рапортовали, что народные гулянья "сведены до минимума". Конечно, артистов приехало вдвое меньше, чем планировали. Патриарх всея Руси Алексий II в празднике тоже не участвовал. Но, говорят, не потому, что скорбит, а в целях безопасности. Его святейшество предпочел поехать в Ленинградскую область на выборы губернатора. Не иначе как на агитацию. А приехать все же стоило. И не в Ростов, а в Волгодонск, о существовании которого еще неделю назад мало кто догадывался. В словах о христианской терпимости в эти дни нужда была большая... Бригады - Уезжали бы вы, ребятки, отсюда подобру-поздорову, ночью в нескольких кварталах от места взрыва нашу машину окружили одинаковые по возрасту, прическам и спортивному телосложению люди с палками в руках. Особенно напирал Толстый так его все звали. Он потребовал документы и велел вытрясти сумки. "Русские или нет? Чего молчите? Журналисты хачиками быть не могут, что ли?" Волгодонские "братки" это помощь местного населения, о которой чиновники с такой благодарностью говорили по телевизору. Реальной властью в городе, по крайней мере в эту первую ночь, обладали именно они. Они выстраивались цепочками на завалах, перетаскивали вещи, распределяли, направляли. - А что менты? Вон одного человека прислали. Что он может? А нас много. Мы сила, Толстый хорохорится, все время себя подбадривает и отпивает из бутылки. Со стеклянными, то ли от горя, то ли от водки, глазами он матерится и обещает: Я их буду ненавидеть. Этим утром у Толстого убили сестру. Она не погибла. Ее убили. И "братки" будут мстить. У костра перед своими разбитыми домами они уже все решили. Сперва надо очистить от "зверья" город, потом идти в Земаниковский район под Волгодонском: "там их много". - Кто-то оттуда и нас взорвал, и в Москву три раза съездил, возражений ребята не принимают. Мы их убраться попросим. А дальше резать. Всех до последнего. Около самого "дома", так теперь называют только Октябрьское шоссе, 35, такой же костер, как и у представителей "местного населения". Сидят спасатели и пожарники. Они свое отработали и теперь могут добрым словом помянуть власть советскую, недобрым нынешнюю. Первую вспоминают, потому что дома строила добротные обвалилось только два подъезда. Ругают вторую потому что не углядела и довела. - Как бомбу на войне сбросили, Федор из ростовской бригады МЧС солидарен с "братками". Ничего подобного он в своей жизни не видел. Нефть в речку проливалась было. Крыши с домов срывало помню. Но чтоб такое... Депортировать их всех надо. Пусть себе камни ворочают. Чтобы ни одного больше у нас не осталось. За прошедший день Федор их возненавидел, почти как Толстый. Вытаскивая раненых и слыша столько криков и проклятий, он сам про себя кричал и проклинал. Стоя на развалинах этого дома, еще ближе к ненависти подойти он, наверное, не мог. Огни Волгодонска это десятки, сотни костров по всему городу, кажется, такие бывают только во время революций. На несколько часов отключили электричество, и кроме живого огня не было никакого. У костров сидели "братки", спасатели, казаки, постовые милиционеры и просто люди, испугавшиеся собственных стен. "Пьяные" дома так они называют свое жилище во время взрыва шатало из стороны в сторону. Теперь шатало их самих. Под утро нам попался сильно выпивший мужик. Он развел руками и радостно крикнул: "Ура! Мы вместе! Мы победим!" Они вместе, и их объединила ненависть. Это самый искренний в мире нацизм. На глазах образовывались уже известные из истории "бригады" и рос пьяный кураж, не требующий никакой оригинальной национальной идеи и сделавший из несчастных людей ревущую силу. Доктор Ильшен Мамедович Мамедов вытащил с того света троих. Жаль, что "братков" это не остановит. Как они нас заверили, уедут все, даже если жил, как Мамедов, 15 лет и уменьшал ту медицинскую статистику взрыва, которая помимо его воли росла. - Да я больше для России сделал, чем эти храбрецы, горячится доктор. Но семью свою буду защищать и если надо со всеми ними драться. В Волгодонске Мамедов уже давно не чужой. Даже когда идет плановая проверка документов у всех "лиц кавказской национальности", его не трогают. "Это же наш доктор", говорят. Теперь все изменится. И Мамедову страшно. Он азербайджанец и к Чечне не имеет никакого отношения, но поди объясни, на лицо ведь "черный". Больше всего он боится за своего девятилетнего сына, что с ним играть не будут или кто-нибудь худое слово про отца скажет. - Может, конечно, и придется обратно в Азербайджан уезжать. Трудно даже представить... Жалею только, что в город этот судьба забросила. На второй день после теракта в травматологическом отделении больницы N 3 работы много уже в основном для сестер. Уколы, процедуры, перевязки. Только дышать чересчур тяжело, удушливой вони непривычно много, и зеленка ведрами. Единственного ребенка, которому помог доктор "кавказской национальности", тринадцатилетнюю Машу Чернобаеву, мы нашли в перевязочной. Голову ей уже забинтовали, теперь обрабатывают обожженные руки. Огромные, широко распахнутые глаза, в них даже боли нет только страх. Она дергает ногой и тихо зовет маму. Само собой так получилось, что вместо вопросов о том, как все было, мы начали ее утешать: "Все уже позади. Врачи хорошие, тебе помогут. Родители тебя любят. Когда взрыв был, наверное, сразу к тебе прибежали? Ну вот видишь! Они тебя не оставят". Она все кивала, со всем соглашалась. Только потом от медсестры Зои Аваховой мы узнали, что родители Маши погибли. Про мать было известно сразу, отца пришлось опознавать родственникам. И конечно, никто после взрыва к ней не прибегал и не успокаивал. И теперь не успокоит. Правду сказать врачи пока не решаются. У Маши и ее старшей сестры, которая лежит в той же палате с переломами, ушибами, ожогами, сильнейший шок, и ее реакцию на свое сиротство предсказать не берется никто. Николая и Надежду Чернобаевых похоронили на городском кладбище в воскресенье. Рядом еще десяток могил. На крестах у всех у них одна и та же цифра: 16.09.1999. Хоронил весь город. "Братки" тоже. Кто знает, может, за Машу Чернобаеву ответит Ильшен Мамедов. Похороны на скорую руку За день до похорон коллективных в городке Гуково, на другом конце области, в 400 километрах от Волгодонска, хоронили Станислава Скрылева. В завалах "дома" его нашли первым. Раньше других и опустили в землю. Могила про человека рассказать может не меньше, чем люди. На деревянном кресте шариковой ручкой криво нацарапано: "Станислав Николаевич Скрылев. 19.11.69 16.09.99". И пять венков, больших и маленьких: "От папы, мамы и брата", "От жены и дочери", "От семьи Куква", "От друзей" и еще один "От друзей". И пластмассовая корзина живых цветов: только астры. Вот и все. А большего в его жизни ничего, наверное, и не было. Никто из соседей или одноклассников не знает про волгодонскую жизнь Стаса практически ничего. Ни где работал, ни как зовут жену. Знают только, что учился в Харьковском авиационном, практику проходил в Волгодонске, там и остался. Кто говорит, что работал он на гиганте "Атоммаше", другие слышали, что он свою маслобойню хотел открывать. Еще знают, что дочери неделю назад исполнилось три года. На квартиру в злополучном доме она стоила около трех тысяч долларов собирали четыре года. Больше всех помог отец Стаса, Николай Николаевич бывший проходчик с шахты им. 50-летия Октября. Ему задолженность выплачивали сразу за полгода, и все уходило в "дом". - Как только они квартиру получили, вспоминает Николай Николаевич, мы с матерью сразу же приехали в гости и радовались: слава богу, думали, свои стены есть. Дело за малым только обуютить. За гробом в Волгодонск ездила мать. Он с самого начала был закрытый. "Голову дверью пробило, а так он весь целый", объяснили соседи. Стас не был крещен, его не отпевали. Просто похоронили и тихонько поплакали. Никаких речей не произносилось, валерьянка и валидол тоже не понадобились. Только когда все стали уходить, брат Стаса, двадцатилетний Славка, присел на корточки около креста, закрыл лицо рукой и что-то с минуту бормотал. Поминки были скромные. Столовая шахты располагала только тем, что всегда имелось в наличии. Щи, котлеты, печенье, конфеты никаких специальных поминальных блюд. Вместо стакана водки и кусочка черного хлеба перед каждой тарелкой компот, а сверху булка с изюмом. Обычные тосты, как и на всех похоронах. Обычные слезы когда хоронят, их много. В семье Скрылевых горе. Мать сокрушалась: "В суете как-то все". По-другому и быть не может смерть никогда не ожидаешь. Смерть от теракта ничем не отличается от любой другой, теперь мы это знаем точно. Странными показались только слова старушки соседки, на обычных похоронах такие не услышишь: - Только не воюйте, ребята, только не воюйте. Молодых хоронить так тяжело. И с собой не воюйте, и с другими. Прошлого не воротишь, не тратьте на него жизнь. Пожалейте хоть нас, стариков. Обращалась она к Славке, брату Стаса. Точно к нему. Больше не к кому. Уж очень злобно он смотрел на всех. К себе он никого не подпускал, на вопросы отвечал молчанием. Лишь повторял: "Стасик, Стасик". Изнанка жизни Все выходные во дворах Волгодонска кипела работа. От взрыва пострадало 42 соседних дома, и с утра до вечера стучали молотки, звенела пила, хрустело стекло. Все это напоминало социалистический субботник с активистами из домоуправления и трудолюбивыми пионерами. На одну волну настроили радио, и из пяти окон информация о взрыве "дома". Это первый раз, когда люди слышат про свой город в новостях. Они выбивают пыль из ковров, подметают асфальт и думают о том, что только таким образом смогли стать "знамениты" на всю страну. - Эй, Тамара, тебя по телевизору показывали. Сказала: "Будем жить". - Тань, это матрас валяется, а не сумка, чего ты людей баламутишь! - Баба Маша, не плачь, в одну и ту же дырку две бомбы не падают. Волгодонск вывернут наизнанку. В буквальном смысле. Из домов вытащили первое, что пришло в голову спасти. Маргарита Ивановна Ковалева ходит по двору с паспортом и книжечкой участника ВОВ. Сашка Ионов сидит на десятке трехлитровых банок с огурцами и помидорами запасы на зиму. Средних лет женщина с самым дорогим: в мягком кресле и с торшером в руках. Вера Биливитя не отпускает от себя Сережу и Юлю своего старшего и свою младшую. На радио новости закончились. Высоцкий стал петь "Чуть помедленнее, кони". "Мы успели в гости к Богу не бывает опозданий. Что ж там ангелы поют такими злыми голосами? Или это колокольчик весь зашелся от рыданий? Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?.." Город уже не "пьяный". У Волгодонска похмелье. Только обычное проходит, а это нет. Волгодонск Гуково Ростов-на-Дону – Москва.
Ответы и комментарии: