Александр ПАНЧЕНКО: Не знаем меры ни в рабстве, ни в свободе
Юлия КАНТОР
Беседа с академиком Панченко в преддверии нового, 2001 года, отнюдь не модная нынче попытка «подвести итоги уходящего тысячелетия». Это интервью штрихи к портрету того «неосязаемого», что в сознании политической и культурной элиты России нынче обозначено клише «русский мир». Монографии «Русская стихотворная культура», «Русская культура в канун Петровских реформ» и (в соавторстве с академиком Лихачевым) «Смеховой мир» Древней Руси", об одной из наиболее бурных эпох в отечественной истории и культуре семнадцатом веке, стали классическими для культурологов всего мира. Последняя работа, только что вышедшая в свет, «О русской истории и культуре» посвящена проблемам взаимоотношений истории и вечности в системе культурных ценностей, символа и личности, исторической правды и мифа. Александр Панченко, «даже вопреки собственному желанию», не может абстрагироваться от дня сегодняшнего и от сопоставления его с днем минувшим. Наш разговор начался после телетрансляции очередного заседания российского парламента.
- Я хорошо знаю речи ораторов в первых четырех Думах и, кроме болтовни, там мало что было. Нынче то же самое. Парламентский строй нам не подходит. Пока во всяком случае. Но считать, что нам нужна монархия, абсурдно. К 1917 году царизм изжил себя как явление: и нынешние монархисты смешные люди.
- А кто из нынешних не смешные?
- Страдающие обыватели.
- И парламент, и монархия не для нас. Что же остается?
- Анархия, которую мы сейчас и имеем, полный раздрай и страстное, униженное желание сильной руки. А уж если свобода то в стиле Стеньки Разина. Если следовать теории этногенеза моего друга и соавтора Льва Гумилева (уютный темно-синий домашний халат Гумилева одна из семейных реликвий, в буквальном смысле перешедших к Панченко по наследству. Академик утверждает, что в нем «очень споро работается». Ю.К.), то с декабрьского восстания 1825 года мы находимся в фазе надлома. Она длится 150-200 лет. Когда пришла горбачевская эпоха, Гумилев посчитал, что надлом закончился. Правда, быстро понял, что обольстился. Надлом продолжается.
После надлома, по теории Гумилева, наступает либо «золотая осень», когда все хорошо, либо «обскурация». У нас второй вариант. Впрочем, все это умозрительно. Жизнь, как погода, изменчива. У нас же четыре времени года то стужа жуткая, то слякоть непролазная... Я надеюсь, что солнышко все же проглянет.
- Вы фаталист?
- Да нет, я православный человек: верю в божественный промысел и свободную волю. Как захотим, так и поступим. А как это будет хорошо или плохо тоже ответим сами. Мы вообще маловато делаем. Мы Обломовы... Обломов это самокопатель. А дела делают Штольцы. И пусть отвечают за то, что создают. Обломовы устраняются, и правильно делают.
- Обломов и Штольц западничество и славянофильство в единстве противоположностей. Если «дела делают Штольцы», значит, русский мир миф?
- Нет, он просто нематериален. Вот, говорят, «Общеевропейский дом», зовут туда. Но там нам уготована роль лакея, она таковая и есть! В лучшем случае нам вынесут стакан водки с куском хлеба. Мы же чужие там. У них порядок, у нас наоборот. Мы уважаем родовое, наследственное богатство, а не буржуазное нажитое трудом, скоро. А у них все иначе. Я не оцениваю, хорошо это или плохо, только констатирую. Так сложилось исторически. Ну посмотрите, была Гостиная сотня высший разряд купцов, которые имели право торговли с заграницей. И что, кто-нибудь из них дал род? Практически никто, только те, кто ушел в дворянство, вроде Демидовых. Остальные либо пропили нажитое, либо роздали. Уважали их? Нет. Вы когда-нибудь слышали анекдоты про дворян? А про купцов сколько хочешь. Ну не можем мы уважать заработанное собственным трудом. Не получается. От русского невежества это все.
- Александр Михайлович, вас упрекнут в русофобии.
- Меня?! Нормальным это в голову не придет, а на кликуш площадных мне плевать. Мизинца им не подам. Невежество любое противно. Нет для меня разницы, какой оно национальности. Интересно, что у нас невежество и всезнайство почти одно и то же. Не знает человек ничего, но рассуждает обо всем, чуть ли не оракулом становится. Кстати, знаете откуда это пошло? С разрушения деревни. Мы деревенская страна, и самое страшное для России не революция, а коллективизация, уничтожение крестьянства. Как-то странно, большевики и к ним примкнувшие активно не любили деревню, ненавидели ее.
- А город, где они все разрушали, где гадили во дворцах, где уничтожали интеллигенцию, они «навидели»?
- В городе много бродяжьего, беспутного, как они сами. Там много маргиналов, которыми удобно манипулировать. Там большевики себе публику и находили. Они же все отреклись от своих родов сами знаете, все их фамилии не настоящие. Ленин не Ленин, Сталин не Сталин, Троцкий не Троцкий, Киров и Молотов тоже... Это смердяковщина... Они взялись ниоткуда и уйдут в никуда. Крепостные времена счастье по сравнению с советскими колхозами. У барина ведь можно было отпускную попросить в город съездить. При советской власти никогда! Рабство чистой воды: ни паспорта, ни отдыха, ни прав. Вот и рвалась деревня всеми способами в город. И победила его. Даже в Питере я сам это наблюдал. Вот вам штришок: никогда в Ленинграде не пытались оттеснить соседа в очереди на троллейбус или автобус. Стоит очередь гуськом, ждет чинно. Кто не влез, остается ждать следующего. А появились прыткие деревенские, стали пихаться локтями, лезть. Я пару лет не мог ездить в транспорте, все деревенских сторонился, а потом и сам стал толкаться. Мы стали не городские в большинстве своем, а посадские. Я пользуюсь петербургским термином, который слышал от деда. Посадский не деревенский и не городской, ни то ни се... А вы говорите «русский мир». Его нужно охранять от отречения, от комплекса неполноценности, который мгновенно у нас трансформируется в разрушительное ощущение собственного же превосходства. От невежества опять же. У меня фамилия Панченко, предки мои уехали с Украины в XVIII веке. В принципе, могу считать себя украинцем. Но я русский. Что такое русский человек? Это проблема самоотождествления. Русский, кстати, не значит состоящий из людей русской крови. Вообще все разговоры о чистоте крови бред, дикость и чепуха! Гордиться кровью неприлично.
- А родом?
- Родом можно гордиться любым. Род это воспитание. Благородство не в происхождении, а в способе мыслей и качестве поступков. Род это не право, это обязанность... От всезнайства нужно охранять наш мир, от отречения от собственных корней, от беспочвенного ощущения собственного превосходства и самоуничижения, от болезненной ностальгии по фетишам советского прошлого. Ну посмотрите, например, что произошло с гимном! Нация же больна! И еще: нельзя пытаться «лечить» Россию с помощью западных рецептов. Они нам не подходят, и те, кто этого не понимает, губят русский мир. Давайте не будем обсуждать, хорошо это или плохо. Важно понять, что неподходяще. Когда наши пытаются писать и думать «по-ихнему», получается «Империализм и эмпириокритицизм» Ленина. Все читали, и никто ничего не понял, не запомнил. Посмотрите, у нас ведь нет ни одного экономиста. Писателей, поэтов, музыкантов и художников сколько угодно. И каких! А экономистов нет. И философов нет. Что вы на меня так изумленно смотрите? Соловьев, говорите, Розанов, Бердяев? Они же все пророчествовали, они создавали художественные образы. Это не философы, а поэты. Как вы думаете, почему российскому сознанию исторически и по сей день так не мил Аристотель? Какой главный принцип его философии?
- Мера.
- Вот именно! А русские меры не знают, ни в свободе, ни в рабстве. Аристотеля никогда не полюбим. А Платон с его идеальным государством нам близок. Когда я говорю «русские», я имею в виду, разумеется, не кровь, а ментальность. Повторюсь, «русский» это вопрос самоидентификации.
- То есть русские непрагматичны?
- Абсолютно. Как прикажете сохранять «русский мир», не зная, из кого и из чего он состоит, не зная себя?! Мы не знаем нашей истории, наших традиций, тех, кто наш мир создавал. Мы даже не определились, что для нас ценно. Без самопознания, не эмоционального «самокопания», но именно разумного познания самих себя, ничего и не сохраним.
- Но самопознание жестокая вещь, до него нужно дорасти.
- Доросли, не доросли... Посмотрим. Третье тысячелетие рядом...