Армен Асриян
УКРАДЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

За чужую печаль
и за чье-то незваное детство
нам воздастся огнем и мечом
и позором вранья...
Возвращается боль,
потому что ей некуда деться,
возвращается вечером ветер
на круги своя.
А. Галич

 

ПЕСНЬ НИКАКАЯ
(ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ)

Где -то в начале восьмидесятых, сидя в кафе в чужом городе, я услышал обрывок разговора за соседним столиком. Двое моих ровесников обсуждали Сказку о тройке Стругацких. Повесть в Союзе не выходила, и я ее еще не читал. Не задумываясь, я развернулся к ним вместе со стулом: Ребята, а у вас есть?.. Они внимательно на меня посмотрели, заулыбались, один полез в дипломат и достал свежее посевовское издание. Жадно схватив книгу, я вдруг вспомнил: А, черт, не успею - у меня самолет через четыре часа! Хозяин книги, помедлив секунду, решительно сказал: Ладно, забирай с собой. Наши уже все прочитали. К счастью, у меня нашлось чем отдариться - с собой был перечитываемый в дороге Мандельштам Никиты Струве - ардисовский, кажется - невосполнимая утрата. Менее, впрочем, невосполнимая, чем Сказка о тройке для моих новых знакомых - к ним в Красноярск книги из-за бугра доходили куда реже, чем ко мне в Ереван. Мы весело протрепались часа полтора - кто не помнит тот неповторимый тип первого трепа при знакомстве образца начала восьмидесятых - трепа под бутылку чего подешевле с минимальной закуской, на девяносто процентов состоявшего из вопроса: А читали?... и если ответ был отрицательным, излагался максимально сжатый реферат очередной книги, которую, конечно же, каждый из наших был просто обязан прочесть, но в силу физической невозможности, должен был на долгие годы ограничиваться таким вот устным рефератом... Мы полностью относили к себе фразу из тех же Стругацких: Ему не давали книг, и он умер от голода, мы безошибочно опознавали друг друга по этому голодному блеску в глазах , и не было в наших действиях ни капли альтруизма - просто всем было очевидно, что только такой modus operandi и спасает от голодной смерти каждого из нас... Я не помню, как звали моих тогдашних собеседников, химиков из местного университета, как не помню уже их лиц, адреса и телефоны пропали после очередной потери записной книжки. Думаю, с моим именем, лицом, телефоном и адресом произошло то же самое. Да и что, собственно, произошло экстраординарного? Ну, очередная встреча со своими, махнулись книжками и поговорили, велика важность!

Каждый из нас знал, что в любом городе может встретить своих. Встретить где угодно - в любом НИИ, на любом заводе, в каждой поликлинике, школе или больнице, просто в чистом поле, в пустыне, в тайге - с геологами, геодезистами, да мало ли с кем... Своих не могло быть - просто по определению - только в райкомах, горкомах, обкомах, да еще в первых, режимных отделах тех самых заводов и НИИ.

Это мы не поддавалось никаким попыткам дать исчерпывающее определение, хотя и казалось интуитивно очевидным - хотя бы методом исключения. В стране, по большому счету, было всего три занятия - воровать, проповедовать всесильное, потому что верное учение и работать. Любое занятие так или иначе сводилось к трем основным. Рабочий на заводе немного работал - или имитировал работу - немного воровал. Руководитель любого ранга немного воровал, много проповедовал и очень много распределял - то есть воровал опосредованно (так уж устроен человек распределяющий - в результате его деятельности всегда оказывается, что ему положено куда больше, чем тех, кого он как бы обслуживает). Так что страну населяло три идеальных типа - буфетчики, комиссары и работники, причем комиссаров в чистом виде практически не встречалось - ну, разве что профессиональные марксисты - специалисты по марксистско-ленинской философии и прочей политэкономии социализма. Даже наиболее близкий им армейский политработник уже имел в себе что-то от буфетчика - ему было, что красть. Мы - это был тип работника в чистом виде. Мы - это были люди, каждый из которых, если оказывался перед выбором - увеличение зарплаты или замена на рабочем столе Электроники-60 на только что появившуюся в природе IBM РС XT - просто не мог выбрать деньги. Или еще проще - мы - это те, кому большевики мешали работать. Мешали прямо - когда инженер-физик из НИИ, относящегося к ведению Минэлектропрома, встречался с коллегами из Минсредмаша или Минобщемаша, работающими над той же темой, с соблюдением всех правил конспирации - ибо злостно нарушал режим секретности. Или когда, из раза в раз, толпа физиков и конструкторов вручную толкала многотонный автоприцеп с очередным спутником Метеор добрый километр - из Сборочного цеха в Испытательный - потому что никак невозможно было вовремя подать транспорт. Мешали, многолетним запретом на кибернетику обеспечив нам, как в старом анекдоте, отставание навсегда. И мешали косвенно, невозможностью читать, невозможностью разговаривать... Да, Боже мой! Если кому-то непонятно, что недоступность, к примеру, Набокова или Солженицына прямо сказывалась на результате труда не только гуманитария, но и того же инженера - то значит, он просто не очень понимает, чем работа отличается от службы...

Это неуловимое, неопределяемое мы, наши, свои - было главной ценностью и единственной опорой существования, единственным источником той иррациональной уверенности, что рано или поздно эта страна станет действительно нашей страной, каким-то образом с ее поверхности исчезнут райкомы и первые отделы, лагеря и тюрьмы, спецсанатории и госдачи...

И мы мучительно искали облик своего светлого будущего, искали идеологию... И когда в качестве рабочей гипотезы приняли, что этим будущим должны быть демократия и рынок, то вкладывали в это очень конкретное содержание. И понятие рынок означало, кроме всего прочего, возможность сбросить со своей шеи орду комиссаров-распределителей, и можно было мечтать, на что пойдут эти немыслимые средства, уходящие на содержание многомиллионной армии дармоедов. А демократия, кроме прочего, означала опять же гигантскую экономию за счет другой орды - комиссаров-политработников...

Никто не знал, как и когда это произойдет, одни уходили в диссиденты, размножали Хронику текущих событий и делали первый шаг на пути, неотвратимо ведущем в пермские лагеря, и дальше - либо к смерти в лагере, либо - после отсидки - к высылке, эмиграции, тоже, собственно, бывшей разновидностью смерти, инобытием, жизнью в царстве теней, откуда нет возврата... Другие штудировали Че Гевару, конспектировали Партизанскую войну в городе и Партизанскую войну в горах, заучивали наизусть реальные и не очень реальные рецепты - как варить напалм на газовой плите, как смастерить миномет из обрезка водосточной трубы и огнемет из автомобильного насоса, пытаясь время от времени убедить диссидентствующих, что лозунг Уважайте свою собственную конституцию - есть вредная интеллигентская утопия, что разговаривать с большевиками можно на единственно понятном им языке - языке напалма и минометов... Третьи - подавляющее большинство - просто жили, работали, учили, лечили, писали, любили, рожали - и читали, перепечатывали, ксерокопировали и пускали дальше по цепочке книги. И еще ждали. Ждали, когда их позовут. Ждали, пока доспорят диссиденты - которым было легче стоять на своем, опираясь на два поколения предшественников - и революционеры, у которых не было предшественников... да вообще ничего не было, кроме нелепых бумажек с неправдоподобными рецептами. При других обстоятельствах это было бы очень смешно...

И когда наступил август девяносто первого - всем померещилось, что наступил наш час, наша революция, революция, единственным лозунгом которой было: Уберите идиотов, не мешайте работать!... Но этот август оказался нашим вечным позором и концом самого понятия мы...

 

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
(ПРЕДПОСЫЛКИ СУГУБОЙ СИЮМИНУТНОСТИ)

А до того были веселые годы, начиная с восемьдесят пятого, когда стало ясно - все началось, стронулось, надо только ускорять события, процесс пошел, и он необратим... И мы весело неслись вперед, заранее ощущая себя победителями, мы были снисходительны, как победители, мы готовы были принять и простить всех раскаявшихся и осознавших, ну не мстить же, в самом деле, не уподобляться же им. И мы готовы были принять в свои - да что там принять, просто сделать своим героем секретаря обкома, сдавшего партбилет, мы радовались, глядя на речистых и ясноглазых наших представителей... вылезших неведомо откуда. Впрочем, достаточно было просто поинтересоваться - все стало бы прекрасно ведомо. Они приходили из тех самых райкомов и обкомов, из Госплана и редакции журнала Коммунист, и даже те немногие, кто был не из системы, напоследок успевали заскочить в партию, прекрасно зная, что через два-три года партбилет надо будет сдать, но так же прекрасно понимая, что партия, как и любая жесткая вертикальная структура, в момент агонии из методичного эскалатора, медленно но верно влекущего наверх терпеливых, превращается в мощный трамплин для ловких и быстрых. Но только задним числом, только о выкинутых за ненадобностью Собчаках и Станкевичах мы узнаем эти пикантные детали - вступление в партию в 87-ом, 88-ом, 89-ом... О тех, кто еще находиться в игре, нам это только предстоит узнать. А кто из них и с какого года был по совместительству не только народным трибуном, но и вульгарным стукачом, сексотом, мы уже, похоже, никогда не узнаем. И только сам факт, что эту тайну, в той или иной форме, насмерть отстаивали от нас практически все, может немного саму тайну приоткрыть...

У них была своя революция, у вторых секретарей, мечтавших избавиться от первых, у помощников и референтов, интеллектуальной обслуги, втайне ненавидевшей своих хозяев, у директоров, которым секретари - и первые, и вторые, и все прочие - мешали разворовывать свои заводы открыто, гордо и с размахом, у всей номенклатурной и околономенклатурной сволочи, которой надоело изображать народных слуг, надоело вещать об общенародной собственности, надоело таиться, заказывать по несколько одинаковых костюмов - чтобы не бросалось в глаза, надоело жрать свои спецпайки за спущенными шторами, и страстно мечталось наконец скинуть маску, обнажить мурло и утробно взреветь: Мое! Я - хозяин! Революция буфетчиков.

Очень немногие сразу поняли, что сыграли роль статистов в омерзительном балагане - к счастью для новых-старых хозяев, балаган получился кровавым, трое мальчишек, убитых в неразберихе такими же мальчишками-солдатами, насмерть перепуганными и ничего не понимающими в происходящем, стали для большинства несомненным доказательством подлинности и величия. Привычка к крови пришла позже...

Это большинство прозревало медленно и мучительно - одни упорствовали до Беловежских соглашений, другие - до расстрела парламента. Главное, что мешало понять все сразу - ведь не очень-то и маскировались - была гордыня. Ну как же, нас таких умных и проницательных, кинули, как на вокзале? Мы оказались первыми в череде обманутых вкладчиков, задолго до народного героя Лени Голубкова. Осознание этого было настолько невыносимым, что те из нас, кто случайно оказался в те августовские дни не вокруг, а внутри Белого дома, кто оказался свидетелем ночи мародеров, пьяного дележа постов и кабинетов, и ушли после того, как услышали обращенный к ним вопрос: А ты кем хочешь быть? (раз уж здесь, внутри, значит - свой, не из тех дураков за окном, а что никто тебя не знает - велика важность!) - и они молчали долгие годы, не в силах рассказывать о презрительных ухмылках, с которыми истинные победители рассматривали в окно толпившихся снаружи идиотов, искренне радующихся своей мнимой победе. И мы не нашли лучшего способа избавиться от невыносимого стыда, кроме как старательно, изо всех сил забыть, что было такое мы. Потому что обманут был не ты лично - обманута была общность, сословие, а если его и не было вовсе, то ... И мы - то есть бывшие мы - поодиночке и даже с отчаянной лихостью - а пропадай оно все! - стали встраиваться в прекрасный новый мир. Что ж, в нем были места, предназначенные и для нас.

Те, кто так и не пожелали бросать любимую работу, составлявшую, собственно, смысл жизни - были обречены на превращение в маргиналов. Долгие годы жизни на мизерную зарплату при сумасшедшей инфляции, а потом и вовсе без зарплаты, годы, состоящие из копания картошки, голодных обмороков на работе, домашних скандалов и разводов, забастовок и голодовок - превратили талантливых, гордых и веселых людей в истеричных, злобных существ, озабоченных только завтрашним куском хлеба для детей... Их, наверное, еще можно накормить, одеть и успокоить - хотя на последнее уйдут как минимум годы - но можно ли когда-нибудь снова превратить их в творцов и открывателей?

Те же, кто раньше сообразил, что верность профессии означает скорое и необратимое вытеснение на обочину жизни - ушли. Ушли в малый бизнес или самозванными специалистами - менеджерами - в бизнес крупный, в челноки и в ларечники, в журналисты и производители дурацких компьютерных игрушек, в аналитики и референты - пошли в услужение к хозяевам. Ушли, смени шило на мыло, маргинализацию на пауперизацию - потерю корпоративного и связанного с ним социального статуса, потерю профессиональных навыков и ценностной ориентации... Почти никто из них не стал действительно специалистом в новой области, все более или менее успешно имитируют профессионализм - благо, работодатель в массе своей невежественен сверх воображения и обманывать его не составляет никакого труда. Но в отличие от хозяев, никогда не бывшими профессионалами ни в чем, сами менеджеры хорошо помнят, что когда-то действительно были специалистами, и живут в постоянном напряжении испытывая сложнейший комплекс эмоций - и презрение к себе за предательство, и страх самозванца - вдруг появятся настоящие специалисты - хотя откуда бы им взяться, импортировать их будут, что ли, в промышленных масштабах - и наконец, страх спьяну проболтаться, выдать свои настроения - ибо в новой игре требования к лояльности и идеологической выдержанности куда выше, чем в старой, если в тебе только заподозрят потенциальный источник неприятностей - все, до свидания, а страх перед нищетой, оказывается, ломает даже тех, кого не брал страх перед лагерями... Они живут в непрерывномем напряжении, время от времени срываясь в запои - единственное средство забыться, но и это не помогает, а время идет, и напряжение только нарастает...

Мы все, и те, кто ушли, и те, кто остался, променяли один, общий стыд на другой, персональный - и на этом обмене проиграли все...

 

ПЕСНЬ ПОЛУТОРНАЯ
(ПОВЕСТЬ О ПОГИБЕЛИ ЗЕМЛИ РУССКОЙ)

 

...Я хожу до сих пор со сведенными тупо бровями.
Пропивал и считал: как припомню - стыдом опалит!
Всю страну отхватили с морями ее и краями
и за все уплатили неполных двенадцать поллитр!

Отдаю обстановку за так спекулянтам-уродам,
и останутся скоро в дому простыня да кровать,
Ты прости мне, Россия, что я тебя дешево продал!
Мог продать подороже. А мог бы и не продавать.
Е.Лукин

 

И когда эти мальчики ниоткуда важно надувая щеки, велеречиво советуют нам с телеэкранов побольше работать и становиться средним классом, выбиться, так сказать, в люди, мы узнаем их в лицо. Это же они, тогда еще не обкомовскими, а еще только райкомовскими функционерами приходили к нам в университет на День Физика, они тогда ничего не смели советовать, просто хотели попить с нами пивка, попеть песенок, хотели, чтобы за ними тоже признали право называться людьми. И, будучи посланными на три буквы, безропотно плелись обратно в райком пьянствовать друг с другом и копить обиду. (Забавно было снова наблюдать ту же сцену во время неудавшейся попытки Кириенко с Немцовым выпить водки с шахтерами на Горбатом мосту... Ничего, им не привыкать.)

Господа, а может, по второму разу - на старт? Все, так сказать, неправедно нажитое - обратно в казну, и давайте с нами на равных? Без халявной собственности, без комсомольских кредитов... Придумал проект, составил грамотное технико-экономическое обоснование, пришел в банк (а там - ни одного обкомовского приятеля, представляете?), получил под свое ТЭО кредит (если дадут), и - вперед! А там посмотрим, кому из нас в магнаты, кому - в средний класс, а кому - на паперть. Не хотите? Жалко, жалко... Вот смеху было бы!

Вообще интересно было бы исследовать психологию младотурок - такое ощущение, что там - законченная клиника. Если нормальная обкомовская сволочь должна была, всего лишь, время от времени повторять ритуальные заклинания о служении трудовому народу - при искреннем презрении к этому самому трудовому народу, к быдлу - то этим бедолагам приходилось демонстрировать в своем внутреннем космосе высший пилотаж - совмещать обе хозяйские поведенческие модели с презрением к самим хозяевам, да еще старательно имитировать единство с нашими в рядах одной продвинутой интеллигенции. А также безропотно проглатывать проявления нашего презрения, если по неосторожности подходили к нам слишком близко. А вы спрашиваете, почему все так, а не иначе. На нас же отыгрываются за долгие годы унижений очень нездоровые люди с сильно расшатанной психикой...

Самое потрясающее, это когда у них хватает наглости именовать себя профессионалами, или того хлеще, технократами. Нижегородский знаток дианетики и айкидо, насколько можно судить по более чем скупым биографическим справкам - только и успевший за свою короткую посткомсомольскую жизнь, что приватизировать обком и открыть в нем банк районного масштаба - возглавляет правительство технократов! Ребятки, может вам слово за красоту приглянулось, а в словаре значение проверить лень, так я вам опять же на пальцах объясню - технократия - означает власть профессионалов, специалистов, в смысле людей, которые умеют делать что-нибудь конкретное. Не осуществлять руководство, не организовывать процесс, а работать. Еще доступнее - это люди, которые, если их никогда начальниками не назначат, не окажутся перед выбором - с голоду подохнуть или в дворники пойти. А ну-ка, навскидку, кто из вас способен зарабатывать на жизнь каким-нибудь реальным делом? Не начальником, не директором, не министром, не председателем правления, не главой фонда-центра-института, существующего только до тех пор, пока приятели при власти или ворованных деньгах подбрасывают липовые заказы, даже (о ужас!) не советником или консультантом... Ну? Инженером? Врачом? Программистом? Писателем? Диспетчером на энергетической подстанции (ау, Анатолий Борисович)? Юрисконсультом хотя бы, нотариусом, ну, хоть бухгалтером занюханным? Может разве в старое время - экономистом в плановом отделе, да нет уже ни того времени, ни тех отделов...

Нет, понятно, что людям не очень доступно значение этих слов - ну, не могли они ни в обкоме комсомола, ни в журнале Коммунист встретить ни одного профессионала. Не ходили туда профессионалы. Незачем. Но неужели они совершенно не отдают себе отчета в том, что вокруг их обкомов жила большая страна, в стране были миллионы специалистов, и не надо разбрасываться словами... По-первости, пока они не стали, наподобие своих приятелей-олигархов, делать вид, что всегда именно здесь и сидели, а наивно пытались объяснить, откуда они, такие замечательные, взялись, раздавался какой-то жалкий лепет о подпольных кружках. Это был класс! Чикагские мальчики из кружка! Тогда и матрос Железняк, прославившийся знаменитым Караул устал, прежде чем лечь в степи под курганом, - тоже профессионал. Посещал же кружки! И литературу почитывал... Причем меры в своем профессионализме люди не знают никакой. Только что Чубайс был лучшим министром финансов всех времен и народов и, брезгливо морщась, рассуждал о непрофессионализме всех своих оппонентов, как вдруг - стал самым главным электриком. И нате вам - всего через три месяца, все так же брезгливо морщась, произносит то же самое! Орел! Все науки превзошел, за три месяца всех энергетиков за пояс заткнул! В общем, Василий Иванович, а в мировом масштабе можешь? - Нет, Петька, в мировом масштабе не могу - языков не знаю... Так наши технократы и языки знают! Хана. Завтра начнут нам аппендиксы вырезать. То есть сами, конечно, в кишках ковыряться не полезут - противно, а вот модернизировать процесс, написать пару-тройку директив, о том, как отныне следует резать, а главное - кто именно будет заведовать сэкономленными медпрепаратами - это запросто. Подох пациент - значит в собственном непрофессионализме расписался. Нет, господа, воля ваша, хватит с нас профессиональных начальников.

Впрочем, сами они предпочитают называться кризисными менеджерами. Я полагаю, где-нибудь в прекрасном далеке это словосочетание имеет реальный смысл, но на родных просторах очень уж это напоминает до боли знакомого ответственного работника. Вообще, похоже, что делились чуть ли не по возрастному признаку: кто постарше - тот либо опытный хозяйственник, либо кадровый патриот. Кто помоложе - кризисный менеджер и, по совместительству, профессиональный демократ. Причем степень невежества с возрастом никак не связана. Другие там просто не ходят. Ляпнет розовощекий политический вундеркинд Рыжков про своих НДРовцев, которые, как троянцы, полезут из троянского коня - и вроде бы никуда мы и не уходили от незабвенного Никиты Сергеевича с его абстрактистами и пидарастами. Только у кукурузника оно как-то побойчее выходило...

Господа, да приведите же вы хотя бы один пример эффективности хоть хозяйственника, хоть менеджера! Ну, за хозяйственников, понятно, один Лужков отдуваться должен. Хорошо, отметем наветы недоброжелателей, что мол, легко Лужкову, когда весь банковский капитал в Москве сконцентрирован. Замечательно Юрий Михайлович Москвой рулит. Только не потянут его, сколь угодно могучие, плечи тяжесть ответственности за весь партхозактив. Да и сам он, что-то не видно, чтобы очень к этому стремился. И правильно. В конце концов, проще сделать исключение для одного-единственного Лужкова, чем во имя его терпеть многомиллионную армию дармоедов. А с менеджерами - вообще никак. Нет, любой из них может долго и красочно расписывать, какая титаническая работа была проделана, и какие именно объективные обстоятельства помешали достигнуть реальных результатов. Так может, хватит? Заранее же понятно - за что бы комсомольского разлива менеджер ни взялся, объективные причины тут как тут. Ну и отдыхайте! А то слишком уж накладно нам обходится каждая ваша попытка взяться за гуж...

Кстати, любопытное наблюдение - профессиональные демократы, просто обожающие наклеивать на любого оппонента ярлык Шарикова, никогда не вспоминают исходный материал, качество которого, по мнению авторов эксперимента, и определило последующее поведение изначально безобидного пса. Незнание текста? Или все гораздо проще: Шариков - человек ниоткуда, гомункул, а вот трактирный балалаечник Клим Чугункин - это уже недопустимо близко к собственным отцам и дедам?

Именно первобольшевик Чугункин, органически неспособный воспринять идею равенства, немедленно выстраивает новую социальную пирамиду, просто перевернув вверх ногами нормальную картину мира. Вся его нехитрая философия умещается в три строчки кимовской частушки из замечательной экранизации: ...Подойди, буржуй, глазик выколю, //глазик выколю, другой останется -//чтобы знал, говно, кому кланяться... Чугункин просто не в состоянии представить себе ситуацию, когда никто никому не кланяется... Социальное отребье, бесполезный шлак, люмпены оказываются в роли элиты, а все творческое и продуктивное опускается в придонные слои.

За семьдесят лет Чугункины довели систему отбора в ряды своей антиэлиты до совершенства - когда основная селекция происходила даже не на подступах к властной пирамиде, а непосредственно в душах соискателей - человек с недостаточно гибкой спиной и с минимальными зачатками человеческого достоинства просто из брезгливости искал себе другие пути.

И когда якобы ниспровергается чугункинский Совок, сами Чугункины продолжают узурпировать все властное пространство - просто потому, что только они обладают необходимым управленческим опытом. Все это давным-давно описано Ильфом и Петровым в крошечном рассказе Как боролись с полупетуховщиной - когда борьбу с идеологически вредным течением возглавляет лично Сандро Полупетухов с теми же проверенными помощниками...

Мое поступление в Литературный институт в восемьдесят шестом году совпало во времени с приходом нового ректора. Всем было известно, что человек с незаметной фамилией Егоров пришел из ЦК комсомола, дабы перекантоваться здесь годик-другой и перебраться в ЦК партии (прямо из ЦК в ЦК, без промежуточной должности, брать не было принято). Полтора года студенты и преподаватели с недоумением провожали глазами эту не то, чтобы нескладную, но явно выламывающуюся из институтской атмосферы фигуру. Весь какой-то комсомольски-устремленный в неведомые дали, с какой-то полуармейской выправкой - он никому особо не мешал, и, если очередное, слишком уж нелепое распоряжение вызывало в институте резкий отпор - немедленно сдавал назад - времена были слишком уж неопределенными, приходилось соблюдать осторожность... Он был просто неуместен, как был бы неуместен на его месте любой брандмайор или старшина милиции. И когда он, наконец, благополучно отбыл в те самые неведомые дали, в которые был столь таинственно устремлен - все вздохнули с облегчением и сразу о нем забыли - как казалось, навсегда. Вспомнить пришлось недавно, когда, с некоторой оторопью, читалось сообщение о назначении его министром культуры. А что? Опытный аппаратный работник, и к культуре некоторое отношение уже имеет - те самые полтора года ректорства... Да еще успел немного порулить бывшей Ленинкой. Как именно рулил - неважно, объективные же причины! В нем уже не осталось ничего полувоенного, ничего комсомольского - он округлился, посолиднел, стал чрезвычайно похож на плюшево-уютного министра внутренних дел Степашина... В интервью и выступлениях уснащает свою речь цитатами, в чем раньше замечен не был. Оно и понятно - министру, в отличие от ректора, по чину полагаются референты и советники... А чего вы, собственно, хотели? Андрея Битова вам, что ли, в министры, Фазиля Искандера? А может, вообще Александра Исаевича? Да ни один из них никогда в жизни ничем не руководил, даже фермой животноводческой, не говоря уж о райкоме - и вдруг сразу - министр культуры! Вы бы еще своего Юрия Шевчука предложили, хи-хи. У нас свои кадры, проверенные! А писателей министрами назначать - это вам, знаете ли, не Франция... Да и не пойдут они к нам...

Вот с последним утверждением спорить трудно - действительно, не пойдут. К вам - не пойдут. Но вам-то самим за какие такие достижения там засиживаться? Когда в девяносто первом зашел разговор о суде над КПСС и о необходимости люстраций - помните, что началось? Не допустить раскола общества!, Белый террор!, Охота за ведьмами! Сам всенародно избранный лично поучаствовал... Ну, еще бы! Как бы это он санкционировал, допустим, десятилетний запрет на участие в выборах (в том числе - президентских) для бывших секретарей райкомов и обкомов! А самому после этого куда? Дачный кооператив сторожить? В общем, раскола общества не допустили. Результат - налицо. Начинать надо с того же самого места, теперь уже, правда, приравняв деятелей постсоветского Совка к деятелям Совка советского.

Во время последних шахтерских выступлений телевизионщики с особым удовольствием демонстрировали плакат, гласивший: Все начальники - сволочи! Сколько ироничных комментариев породил этот неконструктивный лозунг! Между тем на плакате была написана правда - простая, как блин. Шахтеры выступили в роли андерсеновского мальчика. Восемь десятилетий обратного отбора по определению не могли привести к иным результатам. Даже если во власть случайно попадал достойный и порядочный человек, он неизбежно - и очень скоро - оказывался перед очень простым выборм - либо принять правила игры и, тем самым, уподобиться прочим ее участникам, либо немедленно вылететь из рядов - и хорошо, если без пули в черепе... Скажи, читатель, оказавшись замом господина Коха в Мингосимуществе, как скоро ты бы стал акционером очередного Монтес Аури (то бишь Златых гор)? А если бы не стал, сколько бы ты удержался на посту? Нам упорно подсовывают нехитрую дезу - мы делимся по идеологическим признакам, мы - правые, левые, красные, белые, голубые и зеленые... Просто, чтобы скрыть еще более простую истину - мы разнимся почти биологически. Это едва ли не отдельная популяция, паразитический подвид homo sapiens-a, по природе своей неспособный к продуктивной деятельности... О, они прекрасно умеют мимикрировать, перехватывать любые лозунги и имитировать любую идеологию. Плотная сеть внутренних связей позволит им опять оттереть людей, выстрадавших свои идеи, и опять возглавить ряды. Не удивляйтесь, если завтра новые Гайдары с пеной у рта будут выступать за имперское величие, а Макашовы - за права человека - в зависимости от того, что окажется электорально перспективным. Поэтому каждый раз, когда начинается вязкий разговор о том что не в персоналиях дело, надо просто перестроить систему власти - надо отдавать себе отчет в том, что это рвется к кормушке очередная номенклатурная стая, заодно решая сопутствующую задачу - избавить от наказания предыдущую. И когда начинается другой разговор - о том, что во всем виноват Чубайс (Кох, Гайдар, Уринсон, Ельцин - неважно, какой длины окажется список, важно, что он будет ограничиваться именами засвеченных героев грабежа и унижения) - это голосят те же, еще незасвеченные их подельники - с той же целью. Только совмещение двух процессов - во-первых, коренной трансформации системы власти, не оставляющей чиновнику возможности рулить финансовыми потоками и дающей возможность эффективного контроля, во-вторых, глубокая и кардинальная чистка всего аппарата - от правительства и администрации президента до последнего РЭУ - может дать какие-нибудь гарантии в будущем. Среди новых людей могут оказаться и воры, и бандиты - но среди прежних просто не может оказаться никого другого.

Министр внешнеэкономических связей в правительстве Гайдара, ныне - глава Альфа-банка Петр Авен разражается огромной статьей в Коммерсант-дейли по поводу того, что никакого либерализма в России не было. Вот удивил! Просто глаза нам открыл. Мы-то думали, что все у нас просто по учебнику. Вот только где был г-н Авен все предыдущие годы? Почему именно сейчас? Или дело в том, что надо успеть вовремя отмазаться, не угодить в список обреченных на заклание либералов, а в качестве какого-то банкира-олигарха можно и проскочить? Телевидение и газеты взахлеб обсуждают откровения отставного делателя спецэкспортеров, высказавшего пару банальностей, которые все эти годы не были очевидны только тем, кто существовал в виртуальной реальности теленовостей, аналитических записок и проведения госбюджета через Думу - то есть так или иначе участвовал в Большом Грабеже. Оригинальным показался, пожалуй, только тезис о том, что, в отличие от недопустимых компромиссов, на которые шли прочие реформаторы, личная честность которых, впрочем, представляется г-ну Авену несомненной (как не вспомнить убежденность Чубайса в личной порядочности Коха! Но об этом - немного погодя) - сам г-н Авен шел только на идеологически важные, но практически не очень значимые уступки. Спустя несколько дней, все тот же НДР-вский вундеркинд Рыжков простодушно огласил главный лозунг современности: Мы, системные политики... те полторы - две тысячи человек, которые ездят на Ауди с мигалками... должны выработать новые правила игры... иначе придут новые люди, которым не нужны ни мы, ни наши правила. А ведь тоже начинал за здравие: Мы восемь лет дурачили страну... Умри, Денис, лучше не скажешь! Просто до самых недогадливых стало доходить - полундра! Завтра могут отобрать мигалки! А то и вообще из машин повытряхивают! Сегодня начинается попытка еще раз отыграть сценарий девяносто певого года. Они будут говорить умные и правильные вещи (с восьмилетним сдвигом по фазе!), перехватывать идеи и лозунги, они опять будут еще более нашими, чем мы сами... Одно обнадеживает - вряд ли они смогут достаточно быстро договориться - для них органичнее спасаться поодиночке, отпихивая и разоблачая друг друга. Иначе нам придется отделять чистых от нечистых по простому принципу: А что вы делали до 17-го? (августа, конечно, а не года!)

Но пока что - все процветают. Разбились на партии, кроют друг друга как попало, избирателю опять же раздолье - не нравится Чубайс? Пожалуйте к Зюганову. Воротит от Анпилова? Вас ждут у Гайдара. А расплодилось их! Ну еще бы - все (я повторяю, все!) прежние при деле, и лозунг -они сейчас напоследок еще пару мешков вынесут и исчезнут - был, оказывается, всего лишь тактической уловкой, а новых набежало... Вдвое больше? Втрое? В общем, не зря кто-то бросил про саранчу - и численность, и аппетит... Вот вам и эффективность рыночной модели (в их понимании, конечно!), вот вам и исчезновение распределителей... Ну и как бы между прочим, в промежутках между руганью, одни чего-то приватизируют, другие - в Думе сидючи - милые такие законопроекты принимают, типа выделения каждому депутату по шестьдесят тысяч долларов на обзаведение столичной квартиркой (ну, не возвращаться же ему, в самом деле, к собственным избирателям - рыло же могут начистить, и в тонкости входить не станут - за финансовую стабилизацию на лапу брал, или наоборот, за поддержку отечественного производителя). Третьи куда-то бюджетные деньги девают, вместе с разными забугорными кредитами, а потом с гиком и топотом искать начинают - да где же этот несчастный транш? Вот здесь же лежал, на этом самом месте! Я же собственными глазами... Куда же он мог задеваться? Это же просто смешно! Скажите, а правда, что он весь был на Голосуй или проиграешь потрачен? Да как можно! Как у вас только язык поворачивается! С чьего голоса поете! А что это за коробочка такая занятная валяется с полумиллионом долларов? Гм, действительно коробочка. Забавно. Не знаю, не знаю, впервые вижу. Да отстаньте, в конце концов, не видите - люди делом заняты, в поте лица пропавший транш ищут, чего пристали с коробочкой! Мало ли их, коробочек этих, по разным местам валяется!

А временами, спохватившись, что, мол, надо и об имиджевой стороне дела позаботиться, все начинают так же дружно и шумно бороться с коррупцией, или, там, с организованной преступностью. Тоже забавное зрелище. Давайте отвлечемся от унылой действительности, и представим себе, ну, абсолютно незапятнанного, честнейшего генерального прокурора в ослепительно белом фраке. И получает он, стало быть, директиву: Давай, значит, генеральный... Совсем, понимаешь, эта преступность распоясалась! Так что действуй. Только ты не того... Ну, сам понимаешь... Давай! А чего не того? Чего сам понимаешь? Как ему отличить, которая тут - преступность, а которая - совсем наоборот? Начальство, то есть? По наколкам, что ли, лагерным? Тоже, знаете, не критерий! Возьмешь так одного, осмотришь внимательно - вроде нет наколок, и сам весь в галстуке - ну, извинишься, отпустишь, а оказывается - зря. Самая что ни на есть преступность. Это начальство потом разъяснит. Оно, начальство то есть, чего-то с ним не поделило. Или наоборот - поделило, а делиться совсем не хотелось. И наколка даже есть, только в несколько специфическом месте, видна только в моменты наивысшего возбуждения. Ну, или если крайнюю плоть пальцами оттянуть... Тоже со слов начальства... Другого возьмешь - тут уж вроде не ошибешься, весь исписан, прямо Эрмитаж ходячий - опять промашка. Может, и не министр, а вот депутат - запросто. Как быть? Как их различить, если ни по внешним признакам, ни по манере вести дела - невозможно? Где кончается закон и где начинается Беня? Только и остается, что рукой махнуть да гнать процентовку раскрытых правонарушений на бытовых убийствах. Пырнул кто с пьяных глаз сожительницу - тут ни голову ломать не надо, ни вероятности приключения себе на одно место словить - никакой... Когда они кричат про борьбу с разрухой, мне смешно. Это значит, каждый из них должен бить самого себя по затылку! Святая правда, профессор, семьдесят лет прошло, а все еще - правда...

(Такое же веселье было, когда левое правительство пришло. Все газеты и телеканалы кинулись нас наперебой убеждать, что господин Маслюков, хоть и коммунист, но не такой уж и страшный, а совсем наоборот - продвинутый бизнесмен, одних автомашин у него четырнадцать штук. Вот обрадовали! Возлюбили мы господина Маслюкова просто с нечеловеческой силой! Одного не пойму - как это мы до сих пор не скинулись всенародно, чтобы ему пятнадцатую машину преподнести? В благодарность за успехи на ниве личного благосостояния. Или это они своим сигналили: Не боись, мол, наши идут!? Только зачем же по открытым каналам? Своих можно было как-то иначе оповестить, фельдегерской связью, хотя бы...)ёёёёё

Говорят, главный нижегородский технократ на своем интернетовском сайте приглашает всех желающих поучаствовать в дискуссии, дабы выработать новый политический язык. Скажите, Сергей Владиленович, а правда ли, что, когда ваше правительство учиняло борьбу против неплательщиков налогов, в том числе против черного нала, весь ваш аппарат в конце каждого месяца аккуратно получал, помимо смешной официальной зарплаты, конвертик с тем самым черным налом? Если правда, то вам, ясный перец, позарез нужен новый язык. Политический или еще какой - но новый. А то ведь на всех старых языках такие вещи очень неприятными словами обозначаются.

Есть такой анекдот. На презентации к человеку, стоящему с чашечкой кофе, подходит другой, с полной тарелкой, и начинает горячо объяснять, что все это халява, и не фига тормозить, стоя у стенки, пока все не расхватали. Услышав в ответ смущенное: Спасибо, но я ем, только когда голоден - советчик удивленно произносит: Ты, брат не обижайся, но ты просто животное какое-то! Смешно? Я думаю - не очень. Потому что - правда. Либо это их страна - и тогда мы здесь действительно не более, чем животные. (Ну, не можем же мы называться людьми, когда человеческая состоятельность измеряется количеством украденных миллионов!) Либо - наоборот.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ
(СЕАНС ЭКЗОРЦИЗМА)

Ребята, уезжали бы вы прямо сейчас, честное слово! Даже если, чуть напрягшись, допустить, что сами вы ничего не украли, ваших фондов, гонораров, многолетних беспроцентных кредитов и прочей мелочевки вам вполне должно хватить. Неужели вы не понимаете, что сегодня приток новых рекрутов к Баркашову и Макашову прямо пропорционален частоте мелькания на экранах ваших лоснящихся... гм... лиц? (Не думаю, что в девяносто третьем у Белого Дома было очень уж много участников прежнего, августовского стояния, но что они там были - уверен.) Что когда классический плохиш, сошедший со страниц книжки собственного деда (выскочивший из редакции Коммуниста с криком:Радуйтесь, буржуины! Я все сделал как надо! Сейчас рванет!), превращая похороны в предвыборное шоу, возвещает, что сегодня всякий порядочный человек должен быть рядом с ним дабы еще раз защитить все те же многострадальные демократию и рынок, он тем самым связывает по рукам и ногам этого самого всякого порядочного человека - потому что невозможно ведь, в самом деле, вставать рядом с ним. Мы все же немного отличаемся от вкладчиков МММ - нас нельзя второй раз заманить к тому самому лохотрону, где нас уже однажды кинули... (Вообще, можно только посочувствовать следующим носителям этой громкой фамилии. За глаза бы хватило одного знатного предка, расстреливавшего пленных, а после этого писавшего талантливые - действительно ведь талантливые, в чем ужас-то! - детские книжки... А тут еще внук, верный большевистскому сын за отца не ответчик - в крови, видимо, сидит - сделавший тяжесть родового проклятия совершенно неподъемной...)

Да нет, все вы отлично понимаете... И то, что на призывы ваши реагируют только те же Макашов с Баркашовым, и то, что единственное, что еще в ваших силах - это своими наглыми и агрессивными (по вашему же определению) выходками спровоцировать в сегодняшней неустойчивой ситуации большую кровь. Вы прекрасно понимаете, что если к власти каким-то чудом прийдут люди, отличающие рынок от воровства, а демократию от развала страны, то завтра, заведя на вас уголовные дела, потребуют вашей выдачи у стран, куда вы обязательно успеете свалить. А в этом случае могут ведь и в самом деле выдать... А вот если будет кровь, нацизм, десятки ханств и княжеств - вот тогда вам в странах пребывания политическое убежище гарантировано. Я не буду пытаться убедить вас, что не стоит ваше убежище миллионов жизней - все равно не поймете. Но поймите хотя бы другое - если все пойдет по этому сценарию, то выжившие в гражданской войне, их дети и внуки - они же откроют на вас охоту! Вы будете всю оставшуюся жизнь переезжать из страны в страну, менять документы, делать пластические операции, а вас будут находить. Одного за другим. Были уже прецеденты. Это будем не мы - нас перевешают на фонарях в первые же дни - за не такие, как предписано, фамилии, не ту форму носа или ушей, а у кого со всем этим будет в порядке - за очки на носу, книгу на полке, просто за невосторженный образ мыслей. Все ваши счета будут предъявлены к оплате нам - и в каком-то смысле это будет даже справедливо. Мы - если и не породили вас, то, во всяком случае, привели вас к власти, и уже поэтому мы действительно в ответе за все, что вы натворили.

Уезжайте! Если вдруг, каким-то чудом, хоть в одном из вас еще теплиться что-то человеческое, если ему не совсем наплевать, что будет со страной - должен же хотя бы он понять, что единственное, что вы можете для нее сделать - это уехать быстро и сами. Без вас появится маленький шанс - у нас, у наших детей, у этих трижды несчастных демократии и рынка. Маленький - вашими стараниями - но шанс. Мы будем драться с нацистами, с коммунистами, с сепаратистами, с чертом и с дьяволом - только не маячьте, не мельтешите, развейтесь, сгиньте!

Впрочем, бог с ними, с либерал-комсомольцами. Так или иначе, их время прошло. От них, как от зачумленных, шарахаются все сегодняшние элиты. Если они не сумеют действительно спровоцировать гражданскую войну в ближайшее время - их можно сбросить со счетов. Они уже негласно определенны в козлы отпущения - вместе с примкнувшими к ним нижегородскими хаббардистами, не приходящим в сознание президентом и самыми засвеченными олигархами. Жестокая и молчаливая борьба идет только вокруг списка обреченных олигархов - кто успеет вычеркнуть свою фамилию, кого вставят в последний момент. С остальными все ясно - предполагается, что мы, удовлетворенно урча, расправимся с во всем виноватыми Чубайсами, и это окажется той небольшой - с точки зрения всего слоя старых-новых хозяев - платой, за которую мы согласимся еще раз поучаствовать в избирательном лохотроне. И речь уже не о Лужкове и Явлинском, которые, по крайней мере, не первый год с переменным успехом пытаются говорить на нашем языке - старательно подбирая интонацию, пробуя ту или иную тональность, довольно внимательно прислушиваясь к реакции... Нет, выходят новые игроки. Есть такой человек, но вы его не знаете. Он еще сам себя не знает. Слишком много их, полуоформленных теней, сотнями мелькающих на экранах - министры, губернаторы, депутаты, чиновники всех мастей и уровней... Как бы честные люди, почти честные люди, не-пойманные-не-воры... Те, кому до сих пор перепадали сравнительно небольшие крошки от пирога, кому не терпится напоследок, за оставшиеся год-полтора, пока все не рухнет окончательно, успеть набить полную пасть. Всем сегодня нужны мы. Мы - это самое перспективное электоральное поле, новый протестный электорат, некоммунистический протестный электорат... Пишутся программы и концепции, выделяются деньги на новое партийное строительство, набираются новые аналитики и специалисты по кризисному PR... Люди, которым позарез надо кинуть нас по второму разу, на глазах выстраиваются в длиннющую очередь, оттаптывая друг другу ноги.

Острое и осознанное желание возмездия, направленное на всех тех, кто отождествляется с нынешней властью и с исходом реформаторской эпохи; практически столь же острое неприятие коммунистического варианта, осознаваемого, как предтеча и прообраз нынешней социальной несправедливости; страх массового немотивированного насилия, гражданской войны всех против всех (то есть и против меня) при одновременной готовности к мотивированному насилию (против другого, а не меня); а главное - расширение зоны неприятия практически на весь спектр возможных путей и способов развития страны, - вот что формирует сегодня настроения нового протестного электората...

Узнаете? Это, пардон, наш сегодняшний портрет. То есть так они нас видят. Тупая, трусливая и агрессивная толпа, не то жириновцы образца девяносто третьего, не то не вовлеченный пока в ряды организованного движения баркашовский электорат. Быдло и быдло. Ну как таких не кинуть еще раз! И еще. И еще... Правда, в глазах у них двоится (с перепугу, что ли?), и парой строк ниже нас отождествляют с группами поддержки владивостокского мэра-экстрасенса Черепкова...

А если по существу - что ж... По поводу гражданской войны - да, боимся. И не только за себя и своих детей (хотя за них - в первую очередь), но и потому, что понимаем - страна ее не переживет. То, что от нее останется, будет уже не Верхней Вольтой, а племенами троглодитов раннего неолита. По поводу готовности к насилию - ложь и клевета. Как и раньше, ничьей крови мы не хотим. Верните награбленное - и катитесь в свои швейцарии нищенствовать на перекрестках (там вам никто не поручит организовывать процесс). Не хотите возвращать? Опять только через кровь? Так кто же из нас провоцирует насилие?

Что же касается расширения зоны неприятия на весь спектр возможных путей и возможностей развития страны - ложь, клевета и шулерское передергивание - просто пора наконец самим выбирать пути и возможности, а вот за теми же профессиональными начальниками, готовыми еще раз перестроить ряды, лишь бы удержаться во главе колонны, - мы уже точно не пойдем ни по какому пути. И из мыслимого для них спектра путей и возможностей, в рамках их преемственности власти - нам, действительно, ничего не нужно. Им это кажется потрясением основ, мировой катастрофой? Что поделаешь - когда из организма изгоняют глистов, тем тоже кажется, что рушится мир...  

ПЕСНЬ ДВУХСПОЛОВИННАЯ
(ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЕЛ ЛЮД ОРУЖЕЙНЫЙ)

Мы никогда не были патриотами в том смысле, какой вкладывают в это слово патриоты кадровые (это, конечно, несколько менее прибыльный бизнес, чем быть профессиональным демократом, но там есть некоторые формальные требования - демократу, к примеру, языки желательно знать) - этот ни к чему ни обязывающий футбольный патриотизм, позволявший на два тайма по сорок пять минут ощутить искреннее единство с народом, служил, по-видимому, своеобразной отдушиной партийному начальству - нельзя же, в самом деле, лицемерить непрерывно - так и с катушек съехать недолго. Наверное, именно поэтому мы очень рано охладевали к футболу...

Весь наш патриотизм заключался в работе, которую мы любили, которой гордились, и которую умели делать. Вообще говоря, любая социальная группа, претендующая на роль элитной, несет свою жизненную философию, свою систему ценностей, которая затем, после победы, адаптируется, переводится на языки всех остальных социальных групп, превращаясь в национальную идею. Наша жизненная философия, в конечном итоге, сводилась к утверждению, что Понедельник действительно начинается именно в субботу! или - в конкретный исторический момент - Уберите идиотов, не мешайте работать! Это означало очень и очень многое. Это означало, например, что каждый человек имеет право на образование, позволяющее обрести любимую работу, которая и составит смысл его жизни. Это означало, что любой человек талантлив от природы, и если он, при отсутствии явных врожденных дефектов, все-таки вырос партийным или комсомольским функционером, лагерным вертухаем или щипачом-карманником - то исключительно потому, что никто не сумел вовремя в нем различить и указать ему самому физика, геолога, врача, музыканта.

Это означало, что человек, однажды узнавший, что такое РАБОТА, уже никогда не променяет ее на СЛУЖБУ (если, конечно не стал военным - у них просто работа так называется). Это означало, что человек имеет неотъемлемое право работать с полной отдачей, то есть не простаивать томительные дни и недели в ожидании необходимого оборудования, литературы, просто дополнительной пары рук. Это означало, что ни одна двуногая сволочь не смеет указывать ЧЕЛОВЕКУ, что именно он должен читать, что именно смотреть, о чем именно разговаривать - просто потому, что это противоречит тому же праву работать с полной отдачей. Это означало, что если прервать порочную цепь воспроизводства воров и функционеров (например, посредством введения свободного рынка, при котором человек распределяющий должен вымереть в результате естественного отбора за полной своей ненадобностью и совершенно очевидной экономической нееэффективностью), если все нормальные и здоровые люди будут нами, то именно это и будет тем самым светлым будущим, и если угодно, можно будет завалиться этой вашей колбасой, только никто не будет воспринимать это обстоятельство, как выдающуюся победу, потому что не будет уже в природе этого типа людей...

Не то, чтобы мы совершенно не интересовались колбасой, просто для нас она была именно колбасой, мясным продуктом, который иногда есть в магазине, и его можно купить, если не очень большая очередь, иногда нет, и это вызывает некоторую досаду - на пару минут, пока не отвлечешься на что-либо действительно важное... Она не была символом, жизненной ценностью и мерилом успеха. И девушки любили нас не за то, во сколько батонов колбасы конвертируется наша зарплата, и яхты, которые так или иначе, но были у нас всегда - потому что мы, в крайнем случае, умели строить их собственными руками, потратив на это два - три сезона, и это был замечательный отдых, ничуть не хуже, чем потом выходить на них в море - так вот, и яхты эти как-то не вызывали желания пересчитать их стоимость в те же батоны колбасы или разделить ее на собственную зарплату, дабы уточнить, сколько же лет тебе пришлось бы обходится без еды, питья и всего прочего, лишь бы заполучить двухмачтовую красавицу, рассчитанную на восемь человек экипажа, в свою единоличную, отдельную от всех друзей собственность - гораздо актуальнее была необходимость получить права рулевого парусной яхты...

И когда нам попадался на глаза очередной буфетчик - любого ранга, в погонах или без оных - волокущий куда-то вдаль охапку уворованного сервелата - он вызывал у нас даже не столько гнев ни классовую ненависть, сколько легкую брезгливость и даже некоторое сочувствие к убогому, которому недоступны радости жизни, не конвертируемые в колбасу... И все это вместе могло бы оказаться совсем недурной национальной идеей.

И именно поэтому незадачливые волынские сидельцы, проторчавшие на казенной даче, кажется, год с лишним, дабы эту самую национальную идею выработать, вернулись ни с чем. Бессмысленность затеи была очевидна любому нормальному человеку. Жизненная философия победивших буфетчиков - секретарей обкомов, воров в законе и мелких комсомольских холуев - все меряется на бабки! (практически исчерпывающий все их представления о рыночной экономике) - на языки других социальных групп не переводится по определению... Все, кто всерьез придерживался такой точки зрения, изначально находились в их тесных рядах. Никого другого убедить в правоте этой формулы невозможно, как бы не лезть из кожи, организуя необратимость процесса. Нет, одних можно заморочить демократией, якобы сопутствующей грабежу, других - соблазнить новой и, на первый взгляд, увлекательной игрой в крутых бизнесменов, но ведь все это ненадолго. Довольно скоро люди начинают приходить в себя, и чем дальше, тем больше их одолевают сомнения по поводу того, что рынок представляет собой именно гибрид одесского Привоза, цыганского базара и воровского толковища, как это вообразилось четверым доморощенным чикагцам с кружковским самообразованием. Можно очень долго обманывать очень немногих людей, или очень недолго - очень многих, но невозможно очень долго обманывать очень многих...

Кстати, вспоминается изумительной красоты картинка начала девяностых - трое приятелей дают четвертому в долг довольно крупную сумму для некоей сделки, и, страшно важничая, долго обсуждают проценты... Когда через две недели тот возвращает долг без процентов - не со зла, просто сделка сорвалась - наступило оцепенение... Ведь по правилам новой игры полагается если не мочить, то по крайней мере нанимать бандитов, выбивать бабки... Из друга? В общем, все закончилось чудовищной и совершенно детской обидой кредиторов на должника за то, что тот так грубо, хоть и неумышленно, обнажил всю понарошечность происходящего. Обида жива и посейчас, хотя должник страшно переживает и клянется обязательно когда-нибудь вернуть все, включая проценты за все прошедшие годы. Когда сие славное событие произойдет - бог весть, ибо ума, по крайней мере на то, чтобы больше не соваться в бизнес, у него пока хватает. Пока. Но очень и очень многие заигрывались всерьез... И когда начнут приходить в себя они (если успеют, конечно), они предъявят заводилам веселой игры совсем другой счет...

К сожалению, все это осознается только сейчас, задним умом. Хотя, казалось бы, что же мешало понять все сразу? Ведь расхождение было фундаментальным, на уровне аксиоматики. Одинаково исходя из нежелания жить в Верхней Вольте с ракетами, те, для кого демократия и рынок были лишь средством, хотели построить нормальную и мощную страну, убрав все то (и всех тех), благодаря чему страна и оставалась Верхней Вольтой. Те же, для кого эти понятия (в смысле колбаса и еще раз колбаса) были самоцелью, ради которой можно по-большевистски пойти на любые жертвы, хоть уморить голодом пол-страны, хотели именно что убрать ракеты, поставить страну в ряд нормальных верхних вольт, куда приезжают белые сахибы из МВФ, вежливо беседуя с туземными князьками почти как с полноценными людьми. В знаменитом интервью Альфреда Коха почему-то никто не обратил внимания на последний аккорд - когда этот достойный и порядочный (по определению Чубайса) бывший главный приватизатор дает следующий рецепт - как быть миру, чтобы Россия перестала быть всеобщей головной болью: Высадить несколько десантных дивизий, забрать эти ракеты - и все! Простим рефоматору невежество по поводу того, что ракеты может забрать несколько дивизий, - ну, плохо мальчик в школе учился, не умеет перемножить вес тяжелой шахтной ракеты на их общее количество и просто прикинуть - как все забранное вывозить - разве что вместе с каждым десантником по два-три железнодорожных состава сбрасывать. На парашютах (ведь забрать предлагалось именно ракеты - то ли не подозревал приватизатор, что есть в ракете такая специфическая штука, боеголовка называется, то ли даже до него дошло, что идея демонтажа ракет в условиях боевых действий - поскольку попытке забрать ракеты будет ведь оказано некоторое противодействие - полная шизофрения). Бог с ним. В конце концов, не на физика учился, не на офицера-ракетчика. На приватизатора. Это и без таблицы умножения можно. Важно другое. Сокровенное ведь вырвалось! Альфред Рейнгольдович вообще существо довольно простодушное, мысль, что не все, что говорится промежду своих, на публику следует выносить, до него, похоже, не сразу доходит. Что у Чубайса на уме, то у Коха на языке.

Задержимся, кстати, еще чуть-чуть на этом славном интервью. Если кто не помнит - главный пафос текста сводился к фразе: Они (замечательное было дистанцирование - на полтора десятка местимений они, их, им - только один раз промелькнуло мы. И сколько бы потом г-н Кох не бил себя в грудь, доказывая, что кто с ним не согласен, тот просто недоумок красно-коричневый, но эту сознательную и четко проартикулированную отдельность уже вряд ли кто забудет - А.А.) только и умеют, что гордиться своей литературой Х1Х века и своим балетом, поэтому ни на что не способны. Ну, на что способен сам милейший Альфред Рейнгольдович с подельниками, мы насмотрелись досыта. По поводу балета ничего не скажу - сам равнодушен. Каюсь - недостатки воспитания. По поводу же литературы - ...я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя... Иосиф Бродский. Нобелевская речь. Так оно всегда и получается. Альфред Кох versus Иосиф Бродский. Вот он (Кох, конечно, не Бродский!) пусть рядом с вами, Егор Тимурович, и постоит. Как прежде. А нам уж позвольте по другую сторону, к Бродскому. Там, знаете ли, не кинут.

Между прочим, надо еще Чубайсу по поводу Коха посочувствовать - просто мозоль человек на языке набил, доказывая, какой у него приятель порядочный и достойный. И по поводу гонорара - порядочный (именно тогда родилась бессмертная фраза про какие-то сто тысяч долларов. Анатолий Борисович, если не трудно, а в минимальных зарплатах это сколько получится? Каких-то двадцать пять тысяч зарплат? Или зря это я в минимальных зарплатах, это же понятие для быдла, к вам отношения не имеет... Ах, какой я неловкий! Опять вслух ляпнул, то что вы только про себя... Прямо как какой-нибудь Альфред Рейнгольдович, честное слово! А если серьезно - не надо Анатолий Борисович, на гонорары западных политиков кивать - в своих минимальных зарплатах они получают на три порядка меньше вашего...). По поводу интервью - еще порядочней. По поводу основной деятельности в Мингосимуществе - просто вне всяких подозрений, прямо жена Цезаря какая-то, прости, Господи! И вдруг - такая незадача! Не пустили жену Цезаря в Штаты. Прямо из аэропорта завернули. Как же так, Анатолий Борисович? Или ваши горячие заверения так на американские власти подействовали, что они решили своих граждан оградить от лицезрения такой ослепительной чистоты и непорочности, во избежание появления массового комплекса неполноценности? Там ведь, сами знаете, с порядочностью не все складывается. То первой подвернувшейся стажерке платье чем ни попадя заляпают, то потом давай Томагавками кидаться в белый свет, как в копеечку. Нет, закомплексуют, как пить дать, закомплексуют... Или все-таки не в заботе о душевном здоровье американских граждан дело, а просто порядочность такая специфическая? Второй, так сказать, свежести? Для России еще сойдет, а вот для Штатов - никак? В общем, погорячились вы, Анатолий Борисович, сильно погорячились. Как говаривал в таких случаях Коровьев: Поздравляю вас, гражданин, соврамши! Ну, ладно, с кем не бывает... Вас-то самого еще пускают? Ну, дай вам Бог! А то ведь, скажу вам по секрету, непредсказуемый народ эти американцы. Что им завтра в голову взбредет?

Но это все лирика. Вернемся все-таки к вопросу - как же могло случится, что мы так легко и бездумно позволили себя провести? Похоже, все-таки, дело именно в том, что в свое время попытки самоидентификации были брошены на полпути. Не сумев точно определиться с системой распознавания свой-чужой, мы позволили заинтересованным лицам прописать нас по ведомству передовой интеллигенции. (Вообще говоря, это таинственное образование - русская интеллигенция - заслуживает отдельного подробного разговора, но сейчас, за недосугом, приходится ограничиться одной чеховской фразой: Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо все ее притеснители выходят из ее же недр...)

Но что означало это загадочное понятие в нашем случае? Да просто нас, то есть миллионы специалистов, профессионалов, еще не осознавших необходимости чеканной фразы, вошедшей в оборот значительно позже ( с легкой руки красноярского писателя Александра Бушкова) - Я не интеллигент - у меня профессия есть!, плюс горстку разрешенных фрондеров из столичной богемы да несколько сотен экзальтированных дамочек из окололитературной и околотеатральной среды. Они и были заинтересованными лицами, им и нужно было это искусственное образование - передовая интеллигенция - именно для того, чтобы выступать от нашего имени, они (в виде какого-то полу-писательского Апреля, еще Бог весть каких маловнятных образований) и делегировали узурпированное явочным порядком право быть нашими представителями очень уж вовремя вынырнувшим невесть откуда Собчакам и Поповым, а те, в свою очередь, призвали на царство раскаявшегося секретаря обкома с либерал-комсомольской свитой. А мы... Мы ведь были искренне рады - еще бы, не пришлось бросать любимую работу, лезть во все эти Верховные Советы и прочую властную дребедень, вон их там сколько, представителей наших, и галстук толком повязать умеют, и говорят на хорошем русском языке, и цитату из Мандельштама вовремя ввернуть могут - причем видно, что сами, по памяти, не мальчишка-референт с вечера заготовил, с правильно проставленными ударениями... Наши же люди! И никто не задался вопросом - почему же эти странные наши с такой готовностью... да нет, даже не с готовностью - с таким остервенением - кинулись в политику? Почему им не было жалко расставаться с любимой работой? Или... не было у них такой? А была - служба... То есть где-то рядом с властью, но на очень уж дальних подступах, а тут - такая возможность... Но нам на всякий случай разъяснили, что они тут все - камикадзе, животы пришли класть за други своя, за нас с вами, то есть. Так с тех пор и парят над нами ельцинские соколы, то есть, тьфу, не соколы, конечно, а камикадзе, вот только, в отличие от настоящих камикадзе, ничего с ними страшного не приключается, только на каждом новом витке у каждого отращивается очередной подбородок, так что в телевизоре уже и не сосчитать - в экран не влезают... И только сейчас мы начинаем понимать - какой бы чистой ни была бы их речь, как бы обильно они ни цитировали Стругацких, сколько бы ни ездили из своих кремлевских кабинетов на Грушинский фестиваль, доводя до полуобморочного восторга все тех же экзальтированных дамочек, как бы ни были похожи на людей - это просто оборотни, перевертыши... И сегодня, когда люди, не кремлевские вервольфы, а милые, славные люди, вчерашние друзья, до сих пор изъясняющиеся цитатами из наших книг, на прямо поставленный вопрос: Хорошо, неужели тебя устроит, если вместо России окажется восемьдесят девять, пусть даже уютных и благополучных Голландий? - задумчиво тянут: Ну-у, если Голландий, то, пожалуй, да-а... - становится ясно, что сейчас водораздел проходит в совсем другом месте...

Как становится ясно и то, что читательский опыт, о котором говорил Бродский, не имеет ничего общего ни со списком цитирования, ни с количеством прочитанного, а исключительно с интенсивностью его проживания, и в этом смысле читательский опыт человека, прожившего жизнь с одной лишь Библией, не заглянувший ни разу ни в одну книгу с маленькой буквы, очень и очень часто недостижим для высокообразованных энциклопедистов... А еще становится ясно, что сегодня, оказывается, тебе куда роднее и ближе гарнизонный офицер, все культурные запросы которого удовлетворяют в лучшем случае писатель Куприн, художник Верещагин и фильм Белое солнце пустыни, чем вчерашние друзья, готовые жить в восмидесяти девяти голландиях. И что, оказывается, не было ничего забавного в старом офицерском присловье: Есть такая профессия - Родину защищать! - вот только понимается это всегда только в тот момент, когда время защищать уже пришло, и снова забывается - сразу после...

 

ПЕСНЬ ОПЯТЬ НИКАКАЯ
(ЧЕГО ДЕЛАТЬ БУДЕМ, БОЯРЕ?)

Начинать надо сегодня, сейчас. Вообще-то надо было уже позавчера. Начинать, во-первых, с отказа от добровольной амнезии, с обретения памяти и осознания себя. Во-вторых, все, что нам нужно, придется делать самим. Помогать нам не будет никто. Никто не предоставит ни денег, ни помещения, ни газетных полос, ни эфира. Мы - вместе - не совокупность голосов, не электорат, а сила, общность, осознающая свои цели и отстаивающая свои интересы - никому не нужны. Более того, мы смертельно опасны - потому что наши цели и интересы не только несовместимы, но и прямо противоположны их целям и интересам. Мы еще услышим согласный хор Гайдаров и Баркашовых - против нас... Если, конечно, сумеем вновь обрести себя. Если же нет - что ж, вечная нам память. Интересный был проект... И не приедет геройский разведчик Иван Жилин разбираться, что же такое происходит в Стране Дураков. Неоткуда ему приезжать. И хорошо законспирированный добрый прогрессор Румата... Хотя нет, почему? Прогрессоры едут... И даже не конспирируются. По совместительству - те самые белые сахибы из МВФ. Только деятельность их начинается с Регрессорства - уже не по Стругацким, а по другому замечательному фантасту Сергею Лукьяненко: Регрессия цивилизаций сводит их технический и прежде всего военный потенциал к нулю, сохраняя - по возможности - культурные и нравственные достижения будущих друзей. Общество, стоящее на ступени развития, аналогичной Каменной или Костяной эрам... принимает помощь и идею Дружбы радостно и с благодарностью...

Они хорошо знают, как помогать странам третьего мира (не беда, что все три десятка проектов подобной помощи позорно провалились) - и, столкнувщись с незнакомой конструкцией, не испытывают ни малейших сомнений - надо уничтожить последние остатки ВПК, единственного, что и отличает эту конструкцию от знакомого третьего мира, а дальше - действовать по стандартному алгоритму.

Среди игрушек моей трехлетней дочери есть детский велосипед и санки - чрезвычайно красивые, какие-то очень аэродинамичные, прочнейшие, сработанные едва ли не из авиационного титана (единственный аргумент против - то что они были фантастически дешевы). На обоих предметах детского быта была наклеена скромная этикетка - Завод им. Хруничева. Можно. Можно все. Можно забивать гвозди микроскопом, класть стены из фотоаппаратов вместо кирпичей, колоть орехи большой королевской печатью. Нельзя только называть это конверсией и радоваться ее успехам. Название процессу, в результате которого уникальный космический центр вынужден производить санки и трехколесные велосипеды, надо подбирать из другого ряда: вандализм, саботаж, диверсия...

А мы... Мы сидим в салоне самолета, давно сорвавшегося в штопор, в иллюминаторы уже ясно видна земля, и только опытная стюардесса... Впрочем, не будем обижать Евгения Максимовича - опытный стюард Примаков виртуозно, хотя и явно из последних сил, справляется с паникой в салоне - и сонный вид кота-баюна вместе с медлительной манерой речи внушают пассажирам куда больше доверия, нежели показная бодрость предшественников... Вот только в пилотской кабине - пусто. И мастерство стюарда уже выглядит не просто бессмысленным, но куда хуже - при панике был бы хотя бы минимальный шанс, что среди ворвавшихся в кабину пассажиров найдется один пилот-любитель...

Собственно говоря, такой страны - России - уже нет. Она существует только на карте. Президент Башкирии (именно Башкирии, а не Башкыртостона - уважайте хотя бы нормы русского языка! Самоназвание может быть каким угодно, но в русском языке существуют только Башкирия, Киргизия, Удмуртия, Якутия, и не существует ни Башкыртостона, ни Кыргызстана, ни Марий Эл, ни Республики Саха - точно так же, как не существует Грейтбритерна, Нью-Зиланда, или Юнайтетных, понимаешь, Стейтов оф Америки... Впрочем, смысл подмены понятен: когда придет время, расставание с малознакомым, неблагозвучным, более того - фонетически дискомфортным Башкыртостоном пройдет психологически легче, чем с хорошо знакомой Башкирией, о которой даже Альфред Кох, при всей своей, теперь уже общеизвестной, нелюбви к русской литературе и к арифметике, смог бы, наверное, ну, может напрягшись самую малость, вспомнить хотя бы про Пугачева и Салавата Юлаева) - так вот, президент Башкирии Муртаза Рахимов, в нарушение российской конституции, провел у себя выборы, от участия в которых были отстранены реальные конкуренты, на коих и одержал убедительную победу - надо полагать, над самим собой... Выборы эти признанны недействительными Центральной Избирательной Комиссией, но никаких последствий из этого непризнания не проистекло. Что сей сон значит? А значит он только то, что, по российским законам, в одном из крупнейших регионов России власть узурпировало частное лицо, бывший президент вышеозначенной Башкирии. При этом он принят и признан де-факто центральной властью России - очевидно, за полнейшим бессилием восстановить закон и порядок на пока еще российской - пусть чисто номинально - территории... И частное лицо Муртаза Рахимов преспокойно восседает в Совете Федерации, а рядом с ним сидит, к примеру, губернатор Кемеровской области Амангельды Тулеев, избранный, правда, без явных нарушений конституции, но уже два года, как создавший, по сути, свой Центробанк, так и не получив для него лицензии на банковскую деятельность от Центробанка России. Но господин Тулеев преспокойно плюет на это отсутствие лицензии, а российская власть второй год утирается... Где-то там же - глава гордой Тувы (фамилию запамятовал), имеющей право, как в тувинской конституции указано, самостоятельно объявлять войну и заключать мирные договора... Причем граничит Тува, если память мне не изменяет, только с Монголией и Китаем. Ладно, Монголия, а вот если там - просто по приколу - решат нас в войну с Китаем втянуть?

Резвый калмыцкий юноша Кирсан Илюмжинов объявляет о выходе из состава России, а потом многомудрый Минтимер Шаймиев урезонивает возмущенных - федеральный, мол, центр не выполняет взятых на себя обязательств перед регионами. Простая такая картинка - жили себе регионы, никого не трогали, починяли примус, а тут откуда ни возьмись, свалился им на головы неведомый федеральный, заговорил, охмурил, наобещал с три короба, обязательств набрал и обманул, изменщик. Так может, ну его совсем? Люди, мы же это уже проходили! Только тогда это называлось республики и союзный центр. Все помнят, чем кончилось? Великая вещь - сила слова. Назовем все своими именами - Россия не выполняет своих обязанностей перед Калмыкией. Кто бы посмел поизнести такое? А про федеральный центр - можно! Кто это такое, в конце концов? Президент, что ли, раз в год вырывающийся из больницы в трехчасовую самоволку, со своим крепким рукопожатием и загогулинами для силовых министров?

Война в Чечне ведь тоже была проиграна не в Грозном, и не в Буденновске, а гораздо раньше. Она была проиграна в тот момент, когда выяснилось, что доблестные чеченские патриоты воюют не с русской армией, а с неведомыми федеральными войсками. С Марса их, что ли, к нам забросили?

Не надо, впрочем, думать, что администрации исконно русских областей ведут себя как-то иначе. Любое областное телевидение занято преимущественно тем, что взахлеб вещает о злокозненности федерального центра, а также о том, как бы замечательно складывалась жизнь в этом самом отдельно взятом регионе, если бы не федеральный. При этом всюду насаждается одна нехитрая мысль: Мы -не Россия! Потому что мы отделены от России Литвой и морем, потому что у нас слишком холодно или слишком жарко, и, в любом случае, потому, что Россия - далеко. В конце концов, возникает законное любопытство - а где же, собственно, территориально располагается эта самая Россия, равноудаленая от всех своих областей? Как ни прикидывай, а ближе Луны ничего не подходит.

Причины тоже, в общем понятны. Как субъективные, так и объективные.

Субъективные - сегодня каждый губернатор вынужден кивать на федеральный центр, чтобы самому не оказаться сметенным волной народного гнева. Равно, как и мэр любого областного центра вынужден кивать на губернатора. И неважно, что долго так продолжаться не может, что такая система неизбежно должна рухнуть целиком. Губернаторы, так же, впрочем, как и партия и правительство, ну, в смысле Кремль и Белый Дом, просто лишены возможности строить далеко идущие планы. День прошел - и слава Богу. Там видно будет. Хотя что именно будет видно ТАМ - ясно, похоже, всем, кроме них. Просто так уж слеплена эта злосчастная конституция девяносто третьего года, что не предусматривает практически никакой возможности призвать к порядку зарвавшегося губернатора. Даже не в выборах дело - просто не существует законного механизма, позволяющего осуществлять хотя бы самый минимальный контроля над его финансовой деятельностью. Перед развалом Союза выражение удельные князья было метафорой. Сегодня это просто констатация факта. Торопливые творцы послерасстрельной конституции были озабочены лишь тем, чтобы сделать своего президента полновластным хозяином всего и вся. И на максимально долгий срок - даже верхний возрастной ценз для президента убрать не забыли. Кто же знал, что со здоровьем так неудачно сложится! Все остальное писалось наспех, левой ногой. А ведь любопытно же, в конце концов, что можно сделать, если губернатор начнет прилюдно, у врат своей резиденции, ну, героином, к примеру, приторговывать, или несовершеннолетних растлевать, или просто на прохожих с охотничьим карабином охотиться? Понятно, что, если при этом в самом регионе народная любовь к нему остается неизменной - то на его территории никто с ним ничего не сделает. Ведь пришлось бы пару десантных дивизий посылать - а хотел бы я посмотреть как на представителя сегодняшней власти, который рискнул бы попробовать еще раз послать войска куда-либо, так и на одного-единственного - хотя бы - десантника, который стал бы его приказ выполнять, вместо того, чтобы послать самого посылающего значительно дальше. Но вот можно ли что-нибудь сделать, чтобы губернатор этот, по крайней мере, на заседания Совета Федерации не прилетал, опасаясь, что могут арестовать у трапа самолета? Или на это, как в Думе, нужна санкция самого Совета Федерации? Тогда пиши пропало - у них же прямые хозяйственные связи, они же не партийной солидарностью - рублем повязаны! Вот и сидит спокойно борец с жидомасонами батька Кондрат, и похоже, начнись завтра на Кубани погромы полным ходом, будет прилетать и сидеть так же весело и безбоязненно...

Объективные же причины - ну, это каждый знает, хотя бы из школьного учебника по истории древнего мира - даже Гиббона читать не обязательно. Когда провинции оказываются в ситуации экономической автаркии - то есть все потребление ограничивается произведенным на месте - они перестают нуждаться в едином государстве. И неважно, произошло ли это из-за того, что провинция бурно процвела и оказалась впереди планеты всей, или наоборот, регрессировала настолько, что неразрывно связанное с другими провинциями производство захирело и практически перестало существовать, а структура потребления деформировалась по причине полной нищеты - перестало, к примеру, население потреблять привозное мясо и полностью перешло на местную картошку и прочий подножный корм... Не знаю как предшественникам, но в правительство Кириенко доклады о том, что именно эти процессы и происходят, в частности, в шахтерских регионах, поступали с самого начала. Но там знали один затверженный наизусть рецепт на все случаи жизни: Надо жить по средствам! Кому, собственно? Все и так жили по средствам. Честное слово, не брал ростовский шахтер, полтора года не видевший зарплаты, миллиардныхных кредитов у МВФ, с тем, чтобы потом злокозненно кинуть кредитора. Он скромно и вполне по средствам, варил суп из крапивы или лебеды. Мы с вами тоже вроде не одалживались - ни у Чейз Манхеттен, ни у Сити-банка. И о личных долгах того же Чубайса или хотя бы Зюганова никто ничего не слышал. Даже сам Кириенко явно жил по средствам, как все предыдущие и последующие премьер-министры (правда как это им всем удавалась, когда официальной премьерской зарплаты должно хватать на один рукав от будничного премьерского пиджака - хоть убей, в голове не укладывается).

Все идет по знакомому сценарию. Результат известен заранее. Остановить процесс, кроме нас, некому. Просто потому, что только мы, имперское сословие профессионалов, кровно заинтересованны в сохранении единства страны. Когда от единого государственного организма откалывается часть, ей неизбежно приходится упрощать свою внутреннюю структуру, избавляясь от слишком уж специализированных образований.

Казанскому ханству не нужна будет космическая программа, для Московского княжества недопустимой роскошью окажется и гигантский Физтех, и Институт теоретической физики. Новосибирская директория не потянет содержание Академгородка... Пусть вам об этом расскажут десятки тысяч специалистов, съезжающихся в Россию изо всех стран СНГ (понятно, что не о рыночных торговцах речь). Только мы можем и должны остановить распад - просто из своих же шкурных интересов, чтобы не оказаться запроданными на три поколения вперед в челноки, ларечники, рыночные охранники - и то, если сильно повезет...

Самое обидное, что нам для этого придется еще по крайней мере, один раз поучаствовать в их выборах. Только надо отдавать с себе отчет - в сегодняшней политической палитре у нас нет своих представителей. Любые правые, левые, голубые и зеленые - это часть единого и недурно отлаженного механизма, неуклонно катящегося по пути к Верхней Вольте без ракет. (точнее, нескольких десятков Верхних, Нижних, Дальневосточных и Казанских Вольт.) Хорошо организованный хаос. Самобьющаяся баклуша.

И именно видимость бескомпромиссной политической борьбы позволяет системе действовать четко и отлаженно. Можно взять любой пример - да вот, хотя бы, ту же Чечню... Захватывается Грозный - мятежники прижаты к горам - выделяются миллиарды на восстановление Грозного - пацифисты голосят о правах человека - возникает повод остановить наступление - мятежники выходят из кольца - врываются в Грозный - город горит - концы спрятаны в воду. Кто из пацифистов был в доле (и с кем именно - с чеченской или с кремлевской заинтересованной стороной), а кто использовался втемную - не имеет значения. Честным пацифистам высокопоставленное ворье должно быть особенно благодарно - с ними даже делиться не пришлось... Да нет, все понимают, что война разжигалась в том числе и из Москвы, что все можно было погасить в зародыше, если бы никто - с самого начала - не видел в Дудаеве союзника в борьбе с союзным центром - за суверенную Россию... Что когда идет война, то совершаются военные преступления... Но можно со всем этим подождать до конца войны! Почему-то Пушкину это было понятно, а вам - никак! И объективно, вне зависимости от личных мотивов, в приключившейся национальной катастрофе - а поражение в войне стало именно такой катастрофой - степень исторической ответственности ястреба Грачева и голубя Ковалева различается незначительно. Нет, Грачев, конечно виноват чуть больше - просто потому, что горе-полководец всегда виноват больше тыловых крикунов... А потом возвращающиеся оттуда солдаты и офицеры - чудом уцелевшие, вопреки бездарным командирам, обворованные штатскими и военными интендантами, преданные пославшими их туда хозяевами Большой Нефти, так и не понявшие, что же они там делали, кому они тут - федеральные, почему их то бросали вперед, то снова отводили, всеми телеканалами и львиной долей газет ославленные убийцами и бандитами - от гнева и безысходности уходят к Баркашову... Но они твердо намерены когда-нибудь вернуться - и потребовать отчета... В мире, где хозяйничает серость, к власти всегда приходят черные.

Человек проживает свою жизнь под знаком вечного вопроса: Не говори мне, от чего ты свободен, скажи, для чего ты свободен? Едва ли не самой главной функцией элиты во все времена было - неустанно обяснять человеку, для чего он свободен - равно, как функцией советской антиэлиты было - разъяснять ему, для чего (точнее, во имя чего) он несвободен. Именно поэтому сегодня общество пребывает в хаотическом состоянии - ни одна из сегодняшних действующих элит не способна ни на то, ни на другое. А неподалеку - учителя в нарукавных повязках со свастикой свободно и бесконтрольно объясняют каждому желающему, от чего он свободен. Хотя... Так ли уж бесконтрольно? Действительно ли власть все эти годы в упор не видела происходящего под носом? Или - наоборот? Прекрасно все видела, но - как минимум - не мешала... Ведь, повторимся еще раз, никто не мог предвидеть, что здоровье президента отменит всяческие мечтания о третьем сроке. А для акции Голосуй или проиграешь - 2 коммунистическая страшилка уже не годилась. Политическая машина, действующая по законам шоу-бизнеса, нуждается в непрерывном форсировании, в нагнетании повторяемого приема, наращивании спецэффектов. Слишком многие твердо встали на позицию Оба - хуже! А вот Баркашов - или кто бы там оказался более подходящим фюрером - не в персоналиях же дело - был бы идеальным воплощением образа ...проиграешь. С таким загонщиком президентские егеря могли бы расслабиться, как в теплой ванне - электоральное стадо само дружно ломанулось бы под хозяйский выстрел... Неведомо, как потом планировалось справляться с выпущенным джинном, да теперь эти гипотетические планы никого уже и не интересуют. Джинн уже выпущен и стоит во весь рост, внимательно рассматривая нас с явно гастрономическим интересом - и это еще одна проблема, принципиально неразрешимая в парадигме виртуальной политики системных камикадзе с мигалками.

Можно, кстати, представить Пушкина, писавшего Клеветникам России, когда казаки разъезжали по улицам не Грозного, а цивилизованной Варшавы - с детскими телами на воздетых пиках - ненароком перенесенного в девятьсот девяносто, к примеру, второй... Вот была бы радость демократической прессе! Вот был бы матерый красно-коричневый! Насмерть бы затравили, без единого выстрела, куда там дилетантам - Геккернам с Дантесами! Да и Мандельштама до кучи - написал же в четырнадцатом году - Поляки, я не вижу смысла// в безумном подвиге стрелков... Типичный душитель национально-освободительного движения! Да еще добавившего в середине тридцатых, что не ощущает морального права оставаться единственно правым, когда заблуждается весь народ... (Эй, господа! Как вас там? Единственно правые? Истинно правые? Ах, да, Правое дело...) Законченный же сталинист! О Лермонтове, по видимому, воспитанному человеку и заговаривать не следует - боевой офицер, в Чечне той же самой... Кем там ему полагается быть? Убийцей и мародером? Насильником и садистом? Ну-ну... (Да нет, господа, я нимало не передергиваю. Извольте, пример посвежее. Наконец, впервые за много лет, нашелся человек, отказавшийся от ордена. Поставивший под сомнение право нынешней власти определять величину заслуг перед отечеством. Сделавший все возможное, чтобы не случилось публичного скандала. Заранее предупредивший, что не следует этого делать, поскольку не считает для себя возможным принять награду. И началось... Мальчишка-журналист бодро возвещает: То, что делает сегодня Солженицын - выступая практически заодно с красными ненавистниками России ... можно расценить как нравственный коллаборационизм... Он в другой Росии - Лукиных, Парвусов и Прохановых, Макашовых, Зюгановых и Троцких... Не будем про слона и Моську - ощущения нравственного и человеческого масштаба личности, понимания, на что можно, а на что нельзя задирать ногу - не привьешь. Оно либо есть в человеке, либо нет. По этому поводу (хотя и о других авторах) исчерпывающе выразился Станислав Рассадин: Духовная иерархия, чье существование оплачено страданием и созиданием - вот что нарушено и осквернено... Но можно же, в конце концов, воззвать к инстинкту самосохранения: Что ж вы делаете, мальчики и девочки? Ну, понятно, горько вам и обидно, что не хочет великий писатель играть в ваши грязные игры - Голосуй, или проиграешь! -2, - 3,- 4... Ну, не сумели вы его заморочить, как заморочили всех нас. Не видит он между вами разницы, не хочет участвовать во внутриноменклатурных разборках. Обидно, конечно. Ну и утритесь своей обидой, будьте благодарны хотя бы за то, что человек по своим внутренним причинам избегает о вас говорить, не выводите вы его из себя! Кому, в конце концов, будет хуже, если он перестанет сдерживаться?)

Самый, наверное, откровенно-имперский поэт Бродский, когда три мужика в бане, чтобы избавиться от всем надоевшего Горбачева, разодрали в клочья государственное тело, сведя имперскую потенцию России к минимуму, написал абсолютно бешеный текст - На независимость Украины. Текст, который до сих пор, кажется, не удосужился опубликовать никто, кроме национал-большевистской Лимонки Политкорректность оказалась важнее литературы. Да и что им, собственно говоря, Бродский? Не Сорос же, в самом деле, не Камдессю, даже не Хавьер Солана. У них своя тусовка...

Русская культура, в особенности - литература, неотделима от имперской судьбы... Потому и выдают ущербность своего читательского опыта сторонники восмидесяти девяти голландий - они либо не осознают того, что в этом случае им придется отказаться от всего своего культурного багажа, как от имперского наследия и начать с нуля создание новой, бюргерской, этатистской культуры (что, действительно, может оказаться возможным в пределах Московского княжества или вольного города Санкт-Петербурга, в рамках же единой России - никогда), либо же прекрасно все осознают - но не видят в этом ничего особо катастрофичного - для себя...

Совок представлял собой злобную карикатуру на Империю. Собственно говоря, Совок жаждал обладать единственным ее атрибутом - имперской военной мощью (теми самыми ракетами) - и был вынужден породить сословие оружейников. Мы ведем свое происхождение из республики Курчатова, из шарашки. И до самого конца Совок сохранял для нас условия барака с облегченным режимом посреди гигантской зоны. Шуточки, звучавшие со сцены на Дне Физика, в любом другом месте привели бы к серьезным неприятностям и для авторов, и для организаторов. Году уже в восемьдесят седьмом мы, трое беглых физиков, уже в качестве студентов Литинститута показали довольно, в общем, рядовую программу на конкурсе капустников в ГИТИСе. Показали - и уехали. А когда вернулись за забытым кейсом - были поражены тем, что нас встречали слезами и объятиями. Оказалось, когда жюри объявило нас победителями, а мы не вышли на сцену, зал решил - повязали ребят сразу за кулисами. Хотя с нашей точки зрения, вязать было абсолютно не за что - самые крамольные тексты мы уже озвучивали каждый в своем университете в куда более суровые времена. Мы слишком привыкли жить в атмосфере негласного этих не трогайте, пускай зубоскалят - они бомбу делают.

Вот только нас совершенно не устраивало привилегированное положение расконвоированных. И не только потому, что в этих условиях нам приходилось работать в четверть силы - но и потому, что мы понимали - такая химерическая конструкция просто нежизнеспособна. Когда военпред на заводе заново тестирует узлы, уже прошедшие ОТК, чтобы из нескольких сотен выбрать те самые полдесятка, действительно соответствующих ГОСТу, которые пойдут дальше по военному конвейеру, а с остальной рухлядью пусть разбирается промышленность гражданская - такой КПД не выдержит никакая, даже лагерная экономика, с ее практически бесплатной рабочей силой. Номенклатурное сословие, воссоздав сословие оружейников, сословие действительно имперское, практически по Марксу - породило собственных могильщиков. Мы были обязаны разрушить Совок - просто чтобы обрести почву под ногами, получить гарантии собственного существования, выйтий из разряда исторических курьезов, социальной флуктуации, возникшей по прихоти хозяев и обреченной исчезнуть, когда им надоест играть в сверхдержаву. Но Чугункины, слегка перестроив ряды, сумели удержаться у руля - и оказалось, что мы сменили наше прежнее, ненадежное положение на новое - откровенно катастрофическое. Наш замах, как в том же айкидо, был испрльзован против нас же. Или... они вовремя сумели распознать грозящую опасность? Была ли вообще революция? В смысле - мы ли ее учиняли? Ведь по всем прикидкам выходило, что объективно все должно было начаться в десятых - двадцатых годах ХХ1 века - когда и мы были бы уже готовы... Действительно ли последнее Политбюро было так уж смертельно напугано блефом американских звездных войн? Или - гениально сыграло страх, растерянность, невежество, шарахание из стороны в сторону - чтобы спровоцировать нас, еще только начинавших перекликаться через их головы, чтобы поднять и повести по заранее размеченой тропе, как овец на бойню, за выращенными здесь же, при бойне, вожаками-провокаторами?

Ну, хорошо, отставим в сторону домыслы и предположения - пока. Не будем впадать в манию величия, утверждая, что элиты советского и постсоветского Совка взяли курс на Верхнюю Вольту без ракет с единственной целью - избавиться от нас, как от единственных - пусть даже только потенциальных - конкурентов на элитный статус. Но этот курс неизбежно приведет к нашему полному исчезновению - именно как социальной группы.

Семенов и Капица, Тамм и Ландау, Королев и Курчатов, Зельдович и Харитон - в мире буфетчиков это всего лишь имена из далекого прошлого, где-то между Колумбом и Гуттенбергом. Не то открыли чего, не то на рулетке выиграли... прославились, короче. Так же как Пушкин и Достоевский, Флоренский и Федотов, Гумилев и Мандельштам, Набоков и Ходасевич, Солженицын и Бродский. Имена. Не учителя, не авторитеты, не символы определенной системы ценностей. В их мире нет места такой системе ценностей. В нем мы обречены биологически, у нас нет возможности воспроизводства, наши дети будут определять свое место в мире, в котором они при всем желании не смогут нас продолжить - за отсутствием нашей социальной ниши. Наши дети станут их детьми - если за оставшиеся пятнадцать-двадцать лет, пока мы еще на что-то способны, не перевернуть картину мира...

Сравнительно бескровный - по сговору региональных лидеров - распад страны, предварительный краткий период нацистской диктатуры - с тем же исходом, гражданская война о двух фронтах - или, уже после распада - о многих... Вот,собственно, и весь спектр реальных перспектив, ожидающих нас в в рамках этой системы, этой хозяйственной этики, этого режима, как выражаются люди из газеты Завтра (являющиеся, заметим, неотъемлемой частью режима, одной из его несущих конструкций - но это тоже отдельный разговор). И что бы ни обещали нынешние хозяева жизни, в какие бы цвета ни рядились сами, каких бы новых, еще более экзотически раскрашенных игроков ни выпускали бы на поле - ничего другого они уже в действительности предложить не в состоянии. Просто нет из сложившейся ситуации линейного выхода. И только мы - те, кто еще не забыл, что думать - это не развлечение, а обязанность, для которых находить нетривиальные, нелинейные решения - единственно возможный образ жизни - можем переломить ситуацию. И сегодня команда из двух - десятков наших при копеечных расходах может выиграть любую избирательную компанию, просто не заметив противодействия доморощенных имиджмейкеров, кризисных PR-щиков и прочих специалистов по избирательным технологиям, пусть даже в их распоряжение отдадут все МВФ-овские кредиты и весь госбюдбюджет на три года вперед - впридачу. А если собрать две-три сотни? А две-три тысячи? Что сможет сделать такая команда? Может быть - спасти страну? И они понимают это куда лучше нас. И именно этого они смертельно боятся. Именно поэтому никому из них не нужны наши головы, наше умение работать и решать задачи...Все, чего они от нас добиваются - это придти на участок и опустить бюллетень в урну. Дальше они опять будут думать за нас - как и все предыдущие восемьдесят лет.

Но сегодня нам придется именно в этой грязи и в этом хаосе - просто потому, что больше негде - опознать тех, кто сможет, не то, чтобы предотвратить распад - нет, в их системе координат распад действительно неизбежен. Но тех - или того - кто сможет хотя бы слегка замедлить, чуть приостановить распад, кто даст нам выиграть год-другой - чтобы успеть собраться, осознать себя, опознать своих - и начать наводить порядок...

PS. В одном старом французском боевике героя характеризовали фразой: Без политических убеждений... Господи, неужели когда-нибудь наступят благословенные времена, когда мы сможем себе позволить быть людьми без политических убеждений - просто заниматься любимым делом и воспитывать детей в уверенности в том, что у человека есть несколько проиритетных задач - познавать, творить, лечить, учить и, к сожалению, пока еще - защищать. А макроэкономическими показателями и прочим гостиничным бизнесом занимается обслуживающий персонал. Впрочем, кому-то и эта уверенность покажется политическими убеждениями - вполне определенными и крайне реакционными - она ведь тоже не меряется на бабки...

Весна-лето 1998 г.