Не ожидал, что арифметический ноль и происхождение человека от обезьяны — столь больные вопросы для здешней публики.
Попробую закинуть еще одну потенциально больную тему, появление ссылки на которую на «Традиции» меня повергло в задумчивость: антисекс (к сожалению, там вертушка, и эта ссылка куда-то увертелась, поэтому с ходу ее не найду. Личная просьба Константину — не выложите на видное место, а?).
С антисексами я сталкивался давно и даже честно получил один плюс в ихней эхе, после чего попытался вытащить наиболее активных на нейтральную территорию, но без большого успеха — без прикрытия плюсомета они как-то быстро увядают.
Наиболее любопытно для меня родство риторики Нестеренко и многих патриотическо-имперских публикаций на «россии» и «национализме». Я не фрейдист и потому далек от подозрений авторов «национализма» в сексуальных комплексах, но....
Мне кажется, что корень этого родства между антисексами и националистами, империалистами и прочими «истами» в том, что все они начинают свою аргументацию с отрицания того факта, что человек является человеком — т.е. существом, способным к целенаправленной деятельности.
Нестеренко утверждает, что человек способен либо к «слепому гедонизму» (сексофилия), либо к следованию велениям разума (антисекс). Ни «гедонизм» (сосредоточенный по мнению Нестеренко в лимбической системе), ни «разум» человеком не являются, то есть человек объявляется игрушкой и слепым исполнителем какой-то нечеловеческой воли. Коллективисты всех толков начинают с определения человека как продукта социальных или этнических условий. Результат отличается, но определенные параллели просто бьют в глаза.
Прямо по Гедевану Александровичу — «вот потому, что вы говорите, то, что не говорите, и думаете то, что не думаете».... Точнее, тут разрез немного другой — человек объявляет мысли (как свои, так и чужие) чем-то, что не является мыслями человека. При этом получается путаница, из которой можно логически вывести любой наперед заданный результат — что сексом заниматься нельзя или что мы должны все бросить и пойти строить империю, не будучи даже в состоянии определить, что это такое и зачем она может быть кому-то нужна.
Наиболее в этом плане любопытно Крыловское «свое», где прикладываются огромные усилия, чтобы дать понятным, в общем-то понятиям, таким, как «будущее», «прошлое», «время», «язык» и пр. определения, не включающие в себя понятия личности и субъекта. При этом возникают перлы вроде «творчество — это воздействие будущего на прошлое» и вообще довольно много путаницы на ровном месте, но Константина это почему-то не смущает.